Холодные берега
К списку книг
медленно я подхватил Марка под коленки, поднял на руки. Его
шагу я не доверял, лучше уж за двоих прошагаю.
Только бы молчал, погодил с вопросами!
Марк словно онемел. Даже дышать перестал. Молодец. И вот это его
понимание, готовность доверится, меня и подвели. Вместо того чтобы сразу
отступить я решил пройти мимо дозора. За кольцо облавы вырвемся -- легче
будет. Поутру стражники доложат, что никто мимо не проходил, значит,
станут развалины прочесывать. А мы уже далеко!
И я шагнул вперед. Бесшумно, не подвели ботинки на дорогом заморском
каучуке, и все навыки разом вернулись, и мальчик застыл, цепляясь мне за
шею, съежившись, будто стараясь полегче стать.
Вот только тот силуэт, что поменьше, шелохнулся -- и залаял!
Дурак!
Я дурак!
Конечно, кто же наряжает в ночь дозор из трех человек, по караульному
уставу положено посылать двоих с собакой!
-- Кто идет! -- рявкнули от стены. Голос был совсем не сонный,
прокуренный, крепкий. Не салага-новобранец, опытный стражник там сидел.
Уже не таясь я поставил Марка на землю, толкнул за спину, выхватил
кинжал.
-- Взять их, Хан!
Все правильно, как еще свирепую русскую овчарку назвать, как не
Ханом...
Черная тень метнулась к нам, я вытянул вперед руки с кинжалом. Когда
между нами оставалось шагов пять, пес прыгнул, норовя вцепится в горло,
как учили.
Вот только я уже присел, вскидывая руки, ловя беззащитное собачье
брюхо на стальное острие.
Пес взвыл, когда металл вспорол ему живот. Инерция прыжка была
велика, и ударил я хорошо. А уж к заточке лезвия никто бы не придрался.
Вспорол я пса от горла до кобелиных достоинств, меня окатило кровью,
словно небеса разверзлись. Пес перелетел через меня, сбил с ног Марка,
задергался -- но уже в предсмертных конвульсиях. Мальчишка вскрикнул, но
не от боли, от испуга, разницу тут сразу чувствуешь.
-- Сукины дети, душегубцы! -- заорал стражник. Видно понял, что с его
псом случилось, и остервенел. -- На клочки разорву!
Все бы ничего, в темноте он бы мигом отправился свою собаку догонять,
вот только второй стражник время даром не терял.
Зашуршало, и ночь расступилась под светом новомодной карбидной лампы,
ярче которой и у высокородных ничего не водится.
Оказались мы перед стражниками как на ладони -- я с кинжалом, весь в
крови и Марк, по земле от дергающегося пса отползающий.
-- Оба тут! -- сказал стражник с фонарем. Голос был не испуганный, и
не злой, а это хуже всего. Еще и лампа у них оказалась не с зеркалом,
что только в одну сторону светит, а круговая -- не вырвешься из света.
Стражник поставил фонарь, и потянулся к поясу.
Сверкнули палаши. Хорошие палаши -- пусть и не стальные, и не такие
острые, как мой кинжал, да только длиннее его раза в четыре.
Они оба на меня двинулись -- видно, поняли, что Марк им не помеха. А
может еще почему... стражник с фонарем напомнил товарищу, быстро и
коротко:
-- Пацана не тронь, награда...
Это что же такое, братцы-воры, не за меня -- Ильмара Скользкого, о
котором по всей Державе лихая слава идет -- за маленького бастарда
награда назначена!
Я начал отступать, отведя кинжал к плечу, к броску изготовившись. На
миг-другой это их сдержит. Без кинжала я добыча легкая, только тому, кто
первый вперед шагнет, от этого не легче.
-- Эй, шваль...
Марк, согнувшись, стоял над затихшей собакой. И голос у него был...
правильный голос, настоящего аристократа, которому глупый стражник на
улице дорогу заступил. Солдаты вздрогнули и невольно повернулись.
Руки у мальчишки почему-то были во вспоротом собачьем брюхе. Он
распрямился, сжимая ладони -- лодочкой, прости Сестра! -- взмахнул ими
-- как детишки, играющие и брызгающиеся в воде.
Густая, темная собачья кровь плеснула в лицо стражникам. Вот уж чего
они не ожидали --