Холодные берега
К списку книг
лаза нет-нет, да и стрельнут по девицам, по
тугим попкам, по крепким икрам в теплых чулках. К этим стражам еще
одного надо приставить, чтобы за ними присматривал...
Нет. Что-то я совсем расслабился. Будто пытаюсь из головы все
сказанное Нико вытрясти, убедить себя, что ничего страшного не
происходит. Сейчас перекусить поплотнее -- да и в путь.
Я поплутал чуть по узким улочкам, перешел еще один канал, вроде бы
Сингел, и направился к площади Дам, к ресторану "Давид и Голиаф", месту
в Амстердаме известному и популярному. Там, конечно, всегда хватает
офицеров армии и стражи, морских капитанов, просто аристократов. Но как
раз в таком месте никто и не подумает в посетителе каторжника
подозревать.
Как ты говорил, мальчик высокородный? Лиса от собаки в конуру
спряталась? Так и поступлю...
Здесь цены были еще повыше, чем в "Оленьем Роге". И само здание
побогаче, внутри на цепях люстры висят, поверить трудно, железные --
искусной ковки, с керосиновыми лампами.
А само название -- "Давид и Голиаф", возникло от статуй, внутри
установленных.
Сдал я плащ слуге, запоздало сообразив, что в кармане пулевик. Да
ладно, не рискнет слуга в таком месте по карманам шарить. Прошел в зал,
подбежала девушка-прислуга, хорошенькая, если на лицо не глядеть,
провела к свободному столику. Прямо между скульптурами.
Козырное место. То ли случайно освободилось, то ли вид у меня стал уж
совсем благопристойный. Сел я, вполуха щебетание девушки слушая --
сегодня у них лосось удался, да и вся остальная рыба, а вот перепелки не
очень, хотя если господин пожелает...
Скульптуры были мраморные. Старые, деревянные, при пожаре сгорели,
тогда дед нынешнего хозяина и заказал великому Торвальдсену новые. Тот
еще не во славе был, но таланта ему всегда хватало.
Давид стоял, опустив пращу, улыбаясь уголками рта. Скульптор все
передал -- и молодость безусого лица, и небрежную ловкость обнаженного
тела, и хищный прищур глаз. Давид был красив, зол и красив, как в
преданиях.
А Голиаф уже упал на одно колено. Могучий мужчина в доспехах,
вышедший на честный бой, и сраженный подлым ударом в висок. На простом,
бесхитростном лице застыла мука и удивление, он еще пытался подняться,
но ноги не держали. Только Голиаф все равно вставал, каменные мышцы
вздувались как канаты, и жизнь, которой в камне нет и не было никогда,
опаляла любого, взглянувшего на сраженного воина. Казалось -- он
все-таки встанет. Дойдет до Давида, который со страху повторно
окаменеет, да и опустит тяжелый кулак на кудрявую голову...
Великие скульптуры. Великий скульптор. Я знал, за эту пару хозяину
ресторана немалые деньги предлагали. Еще два ресторана смог бы
открыть... только что же он, дурак, сук под собой рубить? На этих
скульптурах, на могучем бойце, умирающем, но рвущимся в бой, и на
насмешливом юнце, зло глядящем на дело своих рук, вся популярность
ресторана держится. Конечно и кухня хороша, но мало ли где вкусно
кормят...
Будь хозяин ресторана из простых, рано или поздно отобрали бы
скульптуры. Но он и сам был аристократ, барон захудалый, но Слово
знающий, и в Дом вхожий. А что ресторацией занимался -- так это тяжелая
судьбы вынудила, это еще не позор...
-- Да, господин? -- терпеливо повторила девушка. Я сообразил, что
минуты три уже пялюсь на скульптуры, не делая заказа. Виновато
улыбнулся:
-- Каждый раз любуюсь...
Девушка кивнула, украдкой кидая взгляд на скульптуры. Ей они тоже
нравились. Интересно, кто больше, мужественный Голиаф или женоподобный
красавчик Давид?
-- Принесите финскую праздничную закуску,-- начал я. -- Потом --
лосося в красном вине -- именно в красном, ваш повар этот рецепт знает.
Кофе крепкий. Сейчас -- молодое белое, лучше из южных провинций, к кофе