Холодные берега
К списку книг
ая бумаги Рууду. Тот
молча принял их и, так молниеносно, что любой душегубец бы позавидовал,
выхватил тонкий стилет.
-- Прости, брат Кастор, -- сказал святой паладин, вонзая лезвие в
грудь секретаря епископа.
Не издав ни звука, Кастор рухнул на пол. Глаза остались открытыми, и
растерянно взирали на брата во Сестре.
-- Отпускаю тебе грехи, -- сказал Рууд. -- Прощаю то, что был ты
соглядатаем Дома, прощаю то, что ты совершил, и то, что хотел совершить.
Лицо у него даже не дрогнуло. И злобы в глазах не было, не говоря уж
о сожалении.
-- Идем, брат мой Ильмар, -- отворачиваясь от тела сказал Рууд. --
Нам еще надо одеяние тебе подобрать, в дорогу снарядится, на конюшню
приказ отдать. Идем, нет у нас времени.
Глава четвертая, в которой меня учат благочестию, а я -- учу разуму.
При виде приказов, подписанных епископом и его покойным секретарем --
впрочем, о смерти брата Кастора никто еще не знал, -- вся святая братия
проявила достойное рвение.
Рууд меня сразу же услал в свою келью. Там я и сидел, глядя тупо на
крошечный лик Сестры, что на стене висел.
Скажи, всемилостивейшая, неужели стоило священника убивать? Даже если
был он наушником Дома, так ведь есть у храма подвалы, камеры для
покаяния провинившихся братьев. Та же тюрьма, если честно.
Запереть, да и дело с концом...
Нет -- убил. Ни колеблясь, ни медля. Один брат -- другого.
А чего тогда мне ждать? Если интересы веры заставляют святых братьев
друг друга резать! Кто я для них? Титул насмешливый, сан, мимолетно
положенный -- разве это брата Рууда остановит? Вот расскажу я все, что
знаю, Преемнику Юлию, стану не нужен, и...
Мысли были неприятные. Тяжелые и почти грешные. Без позволения Сестры
святой паладин греха не совершит. Если Сестра дозволила -- значит,
правильно Рууд поступил!
Только ведь Сестра -- она далеко, в царствии небесном. А человеку
свойственно ошибаться. Прав ли был добрейший епископ Ульбрихт, давая сан
брату Рууду? Сестра ли его устами говорила?
Вспомнил я тот блеск в глазах епископа, когда он о принце Маркусе
заговорил, и нехорошо мне стало. Знал святой брат что-то такое, что и
Рууду, наверное, неведомо. А уж мне -- тем более. Что-то очень важное о
маленьком беглом принце.
Ох, не стоит в игры сильных мира сего влезать! На все мои козырные
шестерки у них по тузу приготовлено. Стану не нужен -- вмиг сметут.
Раздались за дверью шаги -- быстрые, уверенные. Вошел брат Рууд.
Только я его не сразу узнал.
Плащ на нем теперь -- малиновый, с синей каймой. Плащ
священника-подвижника, что и оружием владеет, и словом истинной веры. На
поясе длинный меч, и по уже по строгой красоте рукояти, по ножнам я
угадал, что и клинок хорош. Кожаные сапоги, на груди -- святой столб
поблескивает. Не стал под одежду прятать, может и правильно, все больше
почтения в окружающих...
-- Одевайся, брат Ильмар.
Дал он мне одежду миссионера -- все из палевого сукна, неприметного и
скромного. Редко такую встретишь в державных владениях. Миссионерская
судьба -- свет веры к дикарям нести, в джунгли, в пустыни, в болота.
Редко-редко такой встретится в портовом городке -- торопящийся на
корабль, в плавание в чужие края. И еще реже возвращаются они...
Может и меня такая судьба ждет? Как поведаю, все что знаю, так и
напомнят -- сан не зря дан. Отправят в Конго, Канаду, Ниппон или иную
окраину мира. Неси свет веры, бывший вор Ильмар...
Все это я думал, переодеваясь под пристальным взглядом Рууда. Вроде
бы и не обыскивали меня, а теперь -- все вещички спутнику знакомы. И
деньги мои он видел, и мелочь всякую, вроде гребешка и карманного
туалетного несессера. И пулевик.
-- Стрелять умеешь? -- спросил брат Рууд.
-- Вроде получалось.
-- Хорошо. Путь трудный.
Вот и все рассуждения. Вышли мы из