Холодные берега
К списку книг
проведут, покажут, как упрямцев
наказывают. Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать
прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи, и на
неполный год.
-- Шевелись! -- покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо
добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк
взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу
почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник
поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся.
-- Зачем стал впереди? -- шепнул я Марку. Мальчишка, не оборачиваясь,
хоть на это ума хватило, ответил:
-- Я сам. Разрежу канат, и убежим.
-- Побрякушки себе отрежь! Ты смоляные тросы резал когда?
Марк покачал головой.
-- Его мечом с размаха не перерубишь! Лезвие завязнет!
Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату, обернулся. В
глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся
накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается,
удушишься, а вот ножом порезать -- запросто.
-- Только не вздумай поводок сечь, -- напомнил я то, что объяснял ему
вечером. -- Один далеко не уйдешь, надо чтобы все... сразу...
Конечно, иному дай нож поострее, да времени минут пять -- сможет
канат рассечь. Если сила немеряная, если Искупитель улыбнется, если
стражники глаза отведут.
Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось -- и нож острый, и
умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные.
-- Я открою... замок открою...
Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но спросил
спокойно:
-- Что разболтались, тля рудничная?
-- Страшно пацану, успокаиваю, -- сказал я.
На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне, конечно, а
мальчику.
-- А нечего разбойничать... -- самого себя одергивая, изрек он. --
Закон -- он для всех писан. Хватит болтать!
Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась.
Арбалетом помахал -- расходитесь, мол... Толпа, конечно, только на метр
и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по
улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.
-- Душегубцы! -- тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких,
истеричек с горящими глазами, сама, небось, каждый год в чреве плод
травит, потому и других обвинить всегда готова. -- Убийцы! Насильники!
Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас...
Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица -- покричала,
покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая.
Видно, на базар собралась. Шла бы с базара -- не пожалела бы мятой
помидорины или яйца давленого...
-- Замок тебе не открыть, -- сказал я. -- Слышь, Марк? Тут умение
нужно.
Молчал он. Сам все понимает, сопляк.
-- Чуть вперед подайся, -- велел я. -- Чтобы брус тебе на плечи лег.
-- Поймут...
-- Что плетешься как вошь! -- завопил я в полный голос. И пнул
мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к
деревяшке, что его канат щемила.
Стражники захохотали. Ясное дело, у каторжников нервы не выдерживают.
Все развлечение.
Я продвинулся вслед за мальчишкой, впился взглядом в замок. Эх, не
везет, германская работа, с таким всегда трудно справиться...
-- Не усердствуй! -- бросил мне возвращающийся стражник. --
Задохнется пацан...
Отмычку бы мне, тонкую отмычку, да с двойным изгибом, тогда бы
справился...
А мы уже к площади Кнута приближались. Самое место бежать. Дальше по
холмам потянемся, там места голые да безлюдные, не укрыться...
Эх, германская работа, хорошая сталь, тугая пружина, ключ в три
прорези...
Никогда мне такой замок ножом не открыть!
И когда я понял это, так сразу и начал действовать. Нельзя панике
поддаваться.
-- Нож! -- прошипел я в спину Марку.