Мальчик и тьма
К списку книг
эн стоял на коленях, его снова рвало.
- Сможешь лететь? - спросил я.
- Попробую, - вяло пообещал Лэн.
Башня шаталась. Сквозь стены пробивались черные огненные языки.
Струйки огня взбегали по камням, окутывая вершину башни снопом искр.
- Летим! - крикнул я. - Летим, Младший!
Лэн попробовал встать - и снова упал. Времени уже не было. Я схватил
его за плечи, приподнял...
- Держись за меня!
- С грузом не взлетишь... - заплетающимся языком произнес Лэн. Но все
же обхватил меня, замер.
Расправив Крыло, я тяжело оторвался от земли. Полетел, медленно
набирая высоту. Хороший поток восходящего воздуха шел вверх от башни, но
нырять в него мне не хотелось. Мы летели над болотами, удаляясь от башни.
- Лэн, попробуй лететь сам, - прошептал я. - Лэн!
- Да, сейчас, - тихо ответил Лэн. Но никаких попыток лететь
самостоятельно не сделал.
Башня за нами с грохотом обрушилась. Я почувствовал ударивший в спину
жар, обернулся. Над пылающими руинами кружили трое Летящих. Остальные,
похоже, выбраться не успели. Но уцелевшая троица гнаться за нами и не
думала.
- Потерпи, Лэн, - сказал я. - Держись. Нам только до скал
добраться...
- Держусь, - согласился Лэн.
...Котенок нашел нас минут через двадцать, когда мы укрылись в
скалах. Спрашивать его, как он убежал от Летящих, я не стал. Какая, в
конце концов, разница. Есть дела и поважнее.
Лэн лежал на камнях, прижимая ноги в животу и тихо постанывая.
Котенок хмуро посмотрел на него, потом, вопросительно, - на меня.
- Его заставили глотнуть Черного огня. - Беспомощно сказал я. - Он
вначале держался, его вырвало несколько раз. Я думал, все уже в порядке. А
потом... потом он расклеился.
- Немного выпил?
- Чуть-чуть...
Лэн глухо закашлялся, и я взял его за руку. Что тут еще сделаешь...
- В нем сейчас сгорают человеческие чувства, - грустно сказала
Солнечный котенок. - Быть может, Лэн победит и останется прежним. Быть
может, умрет, если не хватит сил, но останется воля. Или...
- Что "или"?
- Или Летящим станет. По характеру. Нет, вру. У него останется
человеческое сердце и человеческий взгляд. Его придется заново учить
дружбе и доброте. Это иногда получается.
Я нагнулся над Лэном. Прошептал:
- Младший...
Взгляд Лэна был мутным и беспомощным. Наверное, ему было очень
больно.
- Данька, убей меня. Я не хочу становиться... Летящим.
- Глупости, - твердо, как только мог, сказал я. - Дерись, Лэн! Ты
сможешь!
- Нет, Данька... Вначале был жар, это очень больно, но ничего... А
теперь внутри холод. Все замерзает... Данька...
- Котенок, что делать?
- Верить, - мгновенно ответил Котенок. - Верить и любить его. Даже
если Черный огонь победит. У нас нет ничего, кроме веры и любви. Но это
очень много, когда вокруг только ненависть и отчаянье.
Солнечный котенок осторожно подошел к Лэну, прижался к его груди,
свернулся клубочком и замурлыкал. Поколебавшись секунду, я лег рядом и
обнял Лэна со спины.
Холод. Холод отовсюду. От камней под нами, от неба, затянутого серой
пеленой, от дрожащего в ознобе Лэна. Холод и тьма.
У нас нет ничего, кроме любви и веры. Но, может, и это немало?
- Лэн, держись, - прошептал я, не ожидая ответа. - Держись и дерись.
Мы любим тебя. Ты победишь.
Холод и тьма отовсюду. Я всегда буду с ними драться, даже когда
вернусь домой. Всегда.
Даже сквозь закрытые веки я видел, как мерцает в Лэне Черный огонь.
Но и в Черном огне есть искры добра, которые не погасишь.
Я не помню, сколько мы так лежали, согревая Лэна своим теплом. Я
заснул, как это ни странно. А проснулся от того, что Лэн шевельнулся и
встал.
Мы с Котенком переглянулись. Потом посмотрели на Лэна. Тот озирался,
потом стал разглядывать свои руки, словно впервые их видел. Сердце у меня
сжал