Черновик
К списку книг
бака есть...
Минут пять писатель откровенно скучал. Потом на его лице появилось легкое любопытство.
Странно — для того, чтобы пересказать самые наполненные событиями сутки из своей жизни, мне потребовалось всего четверть часа.
— Хорошая история. — Мельников плеснул себе еще коньяка. — Э... так это замысел вашего...
— Это случилось со мной на самом деле, — мрачно сказал я. Так и думал, что фантаст будет не лучшим советчиком. Фантасты в чудеса верят еще меньше, чем проститутки в любовь.
— Дмитрий Сергеевич, так и есть, — подтвердил Котя.
— Покажите мне ваш паспорт, — попросил Мельников.
Я пожал плечами — ну чем ему помогут мои документы, — но все-таки достал и протянул паспорт.
— Скажите, Кирилл Данилович... — изучая паспорт, сказал Мельников. — А как вы довели документ до такого состояния? В вашей ситуации...
Выхватив паспорт, я уставился на страницу с фотографией. Паспорт как паспорт... Вот только... только очень бледный шрифт. И фотография — будто выцветшая. И страницы — хрупкие, пожелтевшие.
— Еще вчера он был нормальный, — сказал я. — Глянь...
Протянул паспорт Коте — тот с ужасом уставился на блеклые строчки.
— Любопытно, — сказал Мельников с нескрываемым удовольствием. — Дайте-ка сюда...
Он еще раз внимательно изучил паспорт. Пролистал. Хмыкнул.
— Чего еще? — спросил я.
— А вы знаете, Кирилл, что вы нигде не прописаны? — спросил Мельников.
Страница с пропиской и впрямь оказалась пустой. Как я ни смотрел на нее — под ярким светом лампы, у окна, под углом и на просвет, — никаких следов штампа не было.
— Тяжело в Москве без прописки, — вздохнул Котя. — Может, тебе временную регистрацию получить? Да шучу, шучу, успокойся!
Мне было не до шуток. Я спрятал паспорт в карман. Посмотрел на Мельникова.
— Итак, надо исходить из того, что ваш рассказ — правда? — спросил Мельников.
Я кивнул.
— И вы хотите моего совета... э... как человека, выдумывающего всякие неправдоподобные истории?
Я снова кивнул.
Мельников откинулся на спинку дивана, опер локоть на кожаную подушку. Задумчиво покрутил в руке бокал с коньяком.
— Если бы я был Стругацкий А и Бэ, — начал он, — то я бы придумал так... Я бы придумал, что вы — человек совершенно ненужный в жизни, никчемушный... вы уж только извините, это все для примера...
— Ничего, продолжайте, — попросил я.
— И вот сама жизнь, сама реальность принялась вас исторгать из мироздания. Постепенно стираются все ваши следы — вначале бюрократические бумажки, потом воспоминания случайных знакомых, потом воспоминания друзей и родных... И кончилось бы это... — Он на миг задумался. Потом кивнул: — Кончилось бы это тем, что вы истаяли бы, превратились в неощутимого и забытого всеми призрака. Примерно так.
— Спасибо, — сказал я, чувствуя странную сухость во рту. — А можно иные варианты?
— Конечно! — радостно откликнулся Мельников. — Будь я Глобачёв, я бы предположил, что на Землю вторгаются инопланетяне. Таким хитрым образом они очищают себе плацдарм — вытесняют человека из жизни, стирают память о нем, подменяют бумаги... и ваше место занимает агент враждебной цивилизации. Кончилось бы все тем, что вы вступили бы с ними в борьбу, проникли бы на их планеты — и надавали всем по полной программе.
Эта версия показалась мне более оптимистичной. Но в свои способности устрашать инопланетных захватчиков я не верил.
— Будь я Заров, — продолжал Мельников, — то вы бы были маленьким мальчиком или наивным юношей. И вас бы испытывала на стойкость инопланетная цивилизация — не такая злая, как у Глобачёва, но тоже недобрая. Вы бы повзрослели и закалились в борьбе, надавали бы всем по полной программе, по случаю обрели всемогущество — но отказались бы от него по невнятным причинам.
— Тут я уже пролетел, — сказал я. — По возрасту. Дальше?
— Будь я Велесов, — задумчиво произнес Мельников, — то подобным образом вас готовили бы к переходу в иной мир — откуда вы и прибыли в младенч