Черновик
К списку книг
дец. Вы быстро осваиваетесь.
Я посмотрел в залу. Немногословный мальчик Петя стаскивал в кучу тела. Очень легко стаскивал, будто под черной тканью скрывались надувные куклы, а не мертвая плоть.
— Они не похожи на обычных людей. Раны сразу зажили, и такая силища...
— Это моя территория, — сказала Роза, будто это все объясняло. — И здесь я устанавливаю кое-какие правила. К сожалению, воевать — не моя прерогатива.
— Роза Давидовна! — не выдержал Котя. — Мы и в самом деле ничего не понимаем. Кто вы? И что за мир вокруг?
— Давайте поговорим, — дружелюбно кивнула Роза. — Вон в том шкафчике — коньяк, сигары. Хотя тут несколько неубрано... Идемте! А коньячок с сигарами прихватите, да.
— Не курю, — буркнул Котя, но в шкаф полез. Достал и сигары из деревянной шкатулки, и плоскую фляжку коньяка, и три изящных серебряных стаканчика.
Вслед за старухой мы прошли через залу, где Клавдия с ведром и ворохом тряпок оттирала с ковра темные пятна, поднялись по лестнице на второй этаж. От небольшого холла расходились в две стороны коридорчики. Но Роза кивнула в сторону диванчика и пары кресел у окна.
— Тут подождем, пока приберутся. Может, все-таки по сигаре? Уверены? А я, с вашего позволения... простите, что так вульгарно...
Она откусила кончик толстой коричневой сигары. На журнальном столике перед диванчиком имелись пепельница и коробок спичек. Головка сигары отправилась в пепельницу, от длинной спички Роза ловко раскурила сигару.
Странное это зрелище — женщина с полноценной «короной». Сразу вызывает возмущение у мужчин... Фрейд бы по этому поводу нашел, что сказать. Я сел рядом и огляделся. Комнатушка походила на холл маленькой гостиницы. На стенах лампы — газовые. Холодный камин с аккуратно уложенными дровами.
— Это гостиница, — сказала Роза. — Постоялый двор. Отель. Как угодно называйте.
Я молча кивнул.
— Я родилась в одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году, — торжественно произнесла Роза и с вызовом посмотрела на нас. — Не имею обыкновения скрывать свой возраст.
— Хорошо сохранились, — сказал Котя. Он не стал садиться, стоял у окна. — Да вы рассказывайте. Мы теперь во все поверим.
Поколебавшись, я взял стеклянную фляжку. Армянский «Праздничный». Судя по этикетке — выпущенный еще в СССР. Я налил три стаканчика, хотя Роза и покачала головой.
— С молодости работала по гостиничному делу, — сказала Роза. — Когда-то в отцовской гостинице, в Самаре... потом уехала в Питер. Все и не перечислить. Революцию встретила в «Европейской», помощником управляющего. Работала и когда большевики в ней приют для беспризорников открыли, и когда при нэпе снова в порядок гостиницу привели. А в двадцать пятом — попала под статью.
— Политика? — спросил я.
— Нет, проворовалась, — спокойно ответила Роза. — Что вы хотите, время такое... Всякий выживал как мог. Ходила под следствием. Бежать в мои годы уж поздновато... родилась бы мужиком — застрелилась бы, тогда это было модно, но мне никогда не нравились эмансипе. Лежать в покойницкой с дыркой в голове? Нет уж, увольте! А глотать отраву — это для девочек-истеричек. Так что ждала естественного развития событий. И вдруг началась форменная чертовщина! Прихожу на работу, у самой в голове одно — сегодня в допре окажусь или завтра. А меня — не узнают! Куда прешь, говорят, бабка! Номеров нет свободных!
Она тихо засмеялась. Я кивнул.
— Возвращаюсь домой. Муж, покойник, как-то странно смотрит. Но ничего. Поужинали, спать легли. Под утро он просыпается — и давай орать! Кто такая, почему в моей постели... Вот ведь дурак, верно? Нашел в кровати женщину, пусть даже немолодую, пользуйся моментом! Кричу ему: «С ума сошел, старый хрыч? Я твоя жена!» А он в визг: жена у него пятнадцать лет как померла, на кладбище похоронена, он честный вдовец и никакая старая ведьма у него комнату не отнимет... Плюнула я ему в физиономию за такие слова — и вон из дома. Три дня по Питеру моталась. Спала на улице, христарадничала, думала, что с ума с