Черновик
К списку книг
расиво стричься и вкусно кушать. Лечиться и учиться. Но особо с ними не откровенничай. Ты — функционал при своей функции. Они — производные. Дери с них пошлину, когда они идут через таможню. Будь вежлив, но строг. А вот функционалов у таможенников принято пропускать без лишних церемоний... если не совершается что-то совсем противозаконное.
— Вроде провоза запретных товаров?
Наталья кивнула:
— Именно. Ну все, идем...
— Подожди! Еще пара вопросов.
— Да? — Наталья выжидающе посмотрела на меня.
— Откуда люди узнают про функционалов? Кто получает право пользоваться нашими... функциями?
— Кирилл, тебе деньги нужны? — Наталья прищурилась. — Вещи... посложнее табуретки и кастрюли? Безопасность?
— Нужны, — признал я и покосился на двух членов инспекции. — А еще юмор, да?
— Не все в мире меряется деньгами! Ты же открылся своему другу?
Отповедь была столь сурова и неожиданна, что я не нашелся, что ответить. Наталья победно улыбнулась.
— Тогда последний вопрос. Кто у нас главный?
— Ты все еще живешь в каком-то уродливом мире. — Наталья покачала головой. — Мире, где важны деньги, власть, положение в обществе; в мире жадных детей... Расслабься! Ты вышел за эти рамки. Главных нет. Мы все равны. Честно исполняй свою функцию — и у тебя все будет хорошо.
Развернувшись, Наталья двинулась к башне. Остановилась. Обернулась, посмотрела на меня:
— Пойдем. Я за то, чтобы признать твое вступление в функцию состоявшимся. А твой друг... что ж, нам могут пригодиться сметливые журналисты.
Они провели в башне еще с полчаса. После того как Наталья объявила, что довольна мной, обстановка стремительно потеплела. Мы все-таки ушли с пляжа, поднялись на кухню. Но перед этим политик выглянул из дверей, подозвал кого-то из охраны, и ему принесли бутылку шампанского. Настоящего, французского, конечно же, брют, в меру охлажденного, но не ледяного «из морозильничка... гляди, гляди, льдинки плавают, хорошо у нас морозит, правда?». Впрочем, сладкое «Советское шампанское», надутое углекислым газом купажное вино, иначе чем ледяным раз в год «под куранты» и невозможно пить.
Я нашел более-менее приличные фужеры из того набора посуды, что возник вместе с третьим этажом. Юморист сообщил, что «бытие на Руси есть питие», и мы выпили по глотку шампанского.
Потом я получил визитки от Димы и Жени. Наталья, конечно же, никаких координат мне не оставила. Но пообещала, что мы периодически будем видеться. И посоветовала купить десяток-другой визитниц, поскольку за ближайший месяц у меня перебывает несколько сотен известных людей.
Уже когда я провожал «комиссию», юморист окончательно меня добил — картинно хлопнул себя по залысине, закричал: «Голова моя седая, голова моя седовая!», бросился к машине, долго рылся в багажнике, вернулся со слегка помятой книжкой своей юмористической прозы — и очень долго писал автограф. Наталья даже не стала дожидаться — помахала мне рукой и двинулась пешочком в сторону метро. Небось торопилась на Черкизовский, китайскими штиблетами торговать... Зато политик вежливо дождался окончания эпистолярного действа, красноречивой гримасой дав мне понять, что это неизбежно.
Только когда разъехались последние машины, в которые втянулись скучавшие вокруг башни охранники (интересно, что они думали о причудах начальства?), я закрыл дверь и вопросительно посмотрел на Котю.
— Ничего так, — сказал Котя. Он был очень серьезен. — Ты молодец. Хорошо тупил. Особенно вначале: «Рад видеть в добром здравии».
— Это же я прокололся... — начал я. Осекся.
— Наоборот! — возмутился Котя. — Неужели ты и впрямь мог думать, что Наталья мертва? Если бы ты при ее виде испугался или растерялся — вот это было бы подозрительно... Нет, все хорошо. Ты себя вел как надо.
— А ты хорош! — не выдержал я. — Журналист-сенсационник!
— Хорошо звучит. — Котя гордо выпятил грудь. — Я не собираюсь всю жизнь писать истории «Как нелюбимая теща стала любимой женой». Вот напорюсь на сенсацию