Чистовик
К списку книг
, все проще.
Как изменится психология людей, если девяносто девять целых и девять десятых населения
планеты погибнет? Если уцелеют несколько сотен тысяч, пусть даже миллион – но на одном-
единственном большом острове? Писатели и режиссеры начинают радостно смаковать ужасы
постапокалиптического существования, все эти банды кровожадных недоумков (желательно –
обкуренных, оборванных и на ржавых мотоциклах, носящихся по пустыням в поисках жертв),
одуревших от случившегося военных (на ходу один старый танк без снарядов, командует спятивший
майор, солдаты тупо исполняют приказы) и религиозных фанатиков (сексуально озабоченный
предводитель секты и кровавые ритуалы, тяготеющие к каннибализму, обязательны). Ну ладно, это
все фантастика. А на самом деле? Не возникнет ли в сознании людей глухая, жесточайшая,
подсознательная неприязнь к убийству?
Здесь, похоже, случилось что-то подобное.
А еще туго пришлось существующим религиям. Не вписалось случившееся в их картину мира.
Утратили веру прихожане, бросили свои храмы пастыри. Разве что буддисты все приняли как
должное.
Скорее всего и капитан Ван Тао не собирался меня отравить, для этого мира поступок был
слишком невероятный даже для бесшабашного грабителя руин. Наверное, в аппетитных пельменях
было банальное снотворное. И не с целью меня связать или обобрать, а просто чтобы опасный гость
не буянил ночью.
Андре остановил повозку, бросил мне вожжи:
– Подержи… живот прихватило.
Он сиганул вниз и скрылся за ближайшими кустами. Лошадь прядала ушами, помахивала хвостом и
всем своим видом выражала готовность простоять так хоть до вечера.
Возница вернулся, пробормотал:
– Чтоб я еще раз в «Хмельном дельфине» пиво пил! Пусть они его дельфинам спаивают…
дельфинам просто, где захотел, там и серешь…
– Кору дуба надо заварить и попить, помогает, – сказал я сочувственно.
– Знаю, вот как приеду, так сразу дочку попрошу заварить… она у меня умница. А ты доктор, что ли?
– Отец у меня доктор.
– А! Ну, значит, и ты в доктора пойдешь, – убежденно сказал Андре. – А вот скажи, что женщинам
пить, когда у них дни дурные?
– Для чего? – не понял я.
– Чтобы на людей не кидались.
– А… – Я пожал плечами. – Валерьяну… боярышник.
– И впрямь – доктор, – порадовался Андре. – Только не помогает. Все равно сама не своя ходит.
Она у меня молодая… горячая…
Он задумался.
– А вот если сердце колет?
– Колет или давит? – уточнил я.
– Колет.
– Валерьяну. И боярышник.
– Ишь ты…
У меня создалось ощущение, что мои рекомендации новостью не явились. Скорее возница
воспользовался случаем проверить какого-то своего доктора, давшего ему столь же простые и оттого
вызывающие мало доверия советы.
– А к Дитришу ты по врачебному делу?
Я понял, что открещиваться от чужой специальности смысла нет. Что бы ни случилось в мире, но
людей всегда будет интересовать, как лечить свои и чужие болячки. Причем о своих они будут
спрашивать докторов, а чужие – порываться лечить сами.
– Не совсем. Мне про него рассказали, что человек очень умный.
– Умный, – без тени иронии подтвердил Андре. – Хороший человек и умный. У них вся семья такая
была. Дедушка, будь ему земля пухом, отец – тоже золотой человек. Сестра у него попроще, ветреная
девица и пустая, хоть и не пропащая. А Дитриш – умница. Жениться ему надо скорее и детей рожать,
а то ведь все мы смертны, а хорошую породу продолжить надо…
Это явно было его больной темой, и он не преминул бы подольше о ней поговорить. Но я,
воспользовавшись случаем, задал вопрос:
– А он холостой?
– Ага. Он же молодой совсем, твой ровесник будет. Но умный!
Последняя фраза прозвучала обидно, хотя вряд ли Андре вкладывал в нее такой смысл.
– Ясно. – Я задумался. Почему-то я был твердо уверен, что меценат и землевладелец Дитриш –
человек