Чистовик
К списку книг
Тут в прикладе специальная рамка, в которую пропускается нить, и зажим,
который контролирует спуск. Держишься за ствол и приклад, а пальцем легонько регулируешь
скорость… Ты очень умный, Кирилл, если сам до этого дошел!
– Ты даже не подозреваешь, какой же я идиот, – глядя на автомат, сказал я. – Я… в общем, я все
делал иначе. Совсем иначе. И чуть не разбился.
– Тогда тебе просто везет, – сказал Дитриш. – Знаешь, это, может, даже и лучше, чем быть умным,
но невезучим.
18
Мы почему-то склонны считать, что люди, которые нам нравятся и даже вызывают зависть, все эти
успешные спортсмены, популярные артисты, знаменитые музыканты, удачливые бизнесмены – они
всегда счастливы. Вся «желтая» пресса, по сути, тем и кормится, что разубеждает нас в этом – «она
развелась», «он запил», «эти подрались», «тот изменил». И мы читаем, кто-то брезгливо, а кто-то с
радостным любопытством. Читаем не потому, что грешки и беды знаменитостей так уж велики. А
потому, что только эта размазанная по газетной бумаге грязь способна нас утешить. Они такие же,
как и мы. Они пьют шампанское за тысячу долларов, а мы – чилийское вино. Они едут в Австрию на
горнолыжный курорт, а мы – к теще на дачу. Им рукоплещут стадионы, а нас жена похвалила за то,
что мусор вынесли. Но все это не имеет значения, если у них та же самая тоска, та же самая печаль,
та же ревность и те же обиды.
И мы не замечаем, как сами накручиваем ту пружину, что заставляет их пить коллекционные вина,
когда они в них ничего не понимают, а хотят пива, что заставляет их буянить в Куршавеле и драться с
журналистами. Потому что чем упорнее макать человека в его проблемы и кричать «Ты такая же
скотина, как и мы!», тем сильнее ему захочется ответить: «Нет, нет, не такая, а куда большая!»
Я смотрел на молодого, красивого, умного парня, которого уважает едва ли не все население его
маленького мирка, и понимал, что он не слишком-то счастлив. Что пусть в меньшей мере, чем у нас,
но незримый пресс ответственности, зависти, неравенства существует и тут. И это может быть удача, а
может быть и целиком его заслуга, что он вопреки всему остается хорошим парнем.
– Не сказал бы, что ты невезучий.
Дитриш усмехнулся.
– Я всю жизнь занимаюсь не тем, чем хочу. Семейная преемственность. Если твой прадед в
голодные дни раздал все запасы продовольствия и спас город, если твой дед первым построил
водохранилище, если твой отец сорок лет был мировым судьей – то и от тебя все ждут… – Он
помедлил.
– Подвигов? – подсказал я.
– Да нет… Если бы подвигов! Знаешь, как мне хочется вместе с тобой пойти к этой башне? Но я не
пойду. От меня ждут работы. Того, что буду таким же предприимчивым, щедрым, терпеливым,
находчивым, как мои предки. Что есть такой вот уважаемый человек Аль Дитриш, к которому и город,
и каждый человек может обратиться, если нужда возникнет. Даже жениться, к примеру, я просто
обязан на умной, бедной и некрасивой девушке.
Я засмеялся.
– Тебе смешно. А это тоже как традиция. Как легенды проституток про влюбившегося солдата.
Только тут все по-честному, Дитриши всегда брали жен умных, но из простых семей. И некрасивых.
– Та девушка в библиотеке, она красивая, – сказал я небрежно.
Дитриш покраснел.
– Ты вино пьешь?
– А то!
Он откупорил бутылку, разлил темное красное вино по бокалам. Пробормотал:
– Красивая… Она еще из богатой семьи. В родстве с правящей династией.
– Зато она умная. Хоть одно условие соблюдено.
– Дурак ты, хоть и из другого мира, – пробормотал Дитриш.
У меня вдруг возникло ощущение, что мы знакомы много лет. И я легко ответил:
– Да ты сам дурак. Ты на своем месте, верно. И подвиги твои вовсе не в том, чтобы с ружьем
наперевес карабкаться в гору. Тем более что тебе-то ничего плохого Люди-над-людьми не сделали…
Ты на своем месте, тебя уважают. Правил