Сумеречный дозор - 3
К списку книг
тельства.
— Если человек вдруг овладеет такими способностями, то он будет таиться от окружающих, — сказал я и посмотрел на Ласа сквозь Сумрак. — Быть настоящим Иным — значит вызывать зависть и страх окружающих.
Ни малейшего волнения Лас не обнаружил. Только скептицизм.
— И что же, чудотворец не захочет любимой женщине и детишкам такие же способности обеспечить? Постепенно они бы нас вытеснили, как биологический вид.
— А если особые способности не передаются по наследству? — спросил я. — Ну, или не обязательно передаются. И другому их передать тоже нельзя? Тогда будут независимо существовать люди и Иные. Если этих Иных немного, то они будут таиться от окружающих...
— Сдается мне, что ты ведешь речь о случайной мутации, которая приводит к экстрасенсорным способностям, — рассудил Лас. — Но если эта мутация случайная и рецессивная, то никакого интереса для нас она не представляет. А вот титановые кости тебе уже сейчас можно вмонтировать!
— Не надо, — буркнул я.
Мы выпили. Лас мечтательно произнес:
— Все-таки есть что-то в нашей ситуации! Огромный пустой дом! Сотни квартир — и в них живет девять человек... если вместе с тобой. Что тут можно творить! Дух захватывает! А какой фильм можно снять! Вот представь себе клип — роскошные интерьеры, пустые рестораны, мертвые прачечные, ржавеющие тренажеры и холодные сауны, пустые бассейны и затянутые пленкой столы в казино. И по всему этому великолепию бредет молоденькая девочка. Бредет и поет. Неважно даже, что.
— Снимаешь клипы? — насторожился я.
— Да нет... — Лас поморщился. — Так... разок одной знакомой панковской группе помог клип снять. Его по МТВ прокрутили, но потом запретили.
— А что там было ужасного?
— Ничего особенного, — сказал Лас. — Песня как песня, совершенно цензурная, даже про любовь. Видеоряд был странный. Мы его снимали в больнице для лиц с нарушениями двигательных функций. Поставили стробоскопы в зале, включили песню “Есаул, есаул, что ж ты бросил коня”, и позвали больных — танцевать. Они и танцевали под стробоскоп. Как могли. А потом на эту картинку мы новый звуковой ряд положили. Очень стильно вышло. Но показывать это и впрямь нельзя. Нехорошо как-то.
Я представил себе “видеоряд” — и меня передернуло.
— Плохой из меня клипмейкер, — признался Лас. — Да и музыкант... Один раз мою песню по радио прокрутили, глубокой ночью, в передаче для всяких отморозков. Что ты думаешь? Тут же позвонил на радио известный композитор, сказал, что он всю жизнь своими песнями учил людей доброму и вечному, но эта, единственная песня, перечеркнула труд всей его жизни... Вот ты вроде одну песню услышал — она плохому учит?
— По-моему, она издевается, — сказал я. — Над плохим.
— Спасибо, — грустно сказал Лас. — Но ведь в чем беда — многие не поймут. Решат, что это всерьез.
— Так решат дураки, — попытался я утешить непризнанного барда.
— Так их-то больше! — воскликнул Лас. — А протезы головы пока несовершенны...
Он потянулся за бутылкой, разлил водку, сказал:
— Ты заходи, если снова понадобится, не смущайся. А потом я тебе ключ от одной квартиры на пятнадцатом этаже достану. Квартира пустая, но унитазы стоят.
— Хозяин против не будет? — усмехнулся я.
— Ему уже все равно. А наследники все никак поделить площадь не могут.
Глава 3
К себе я вернулся в четыре утра. Слегка пьяный, но на удивление расслабившийся. Все-таки настолько иные люди встречаются нечасто. Работа в Дозоре приучает к излишней прямолинейности. Этот не курит и не пьет, он хороший мальчик. А этот ругается матом, он плохой. И ничего не поделать, нас в первую очередь интересуют именно такие — хорошие как опора, плохие — как потенциальный источник Темных.
Но то, что люди бывают очень разными, мы как-то забываем...
Бард об Иных ничего не знал. В этом я был уверен. И если бы мне довелось вот так посидеть полночи с каждым обитателем “Ассоли” — я составил бы точное мнение о каждом.
Но подобных иллюзий я не стр