Царь, царевич, король, королевич...
К списку книг
меня за крылышко, наклонилась, ста-
щила с ноги тапок, положила руку со мной на подоконник, размахну-
лась тапком и, быстро отдернув пальцы, ударила.
Тапок стремительно приближался ко мне. Но к моему счастью
горничная, по-видимому, была чуть подслеповата, и только самый
краешек убийственного инструмента грозил меня накрыть.
Я сумел выскольнуть из под него, использовав совсем не муши-
ный прием: я всем телом перекатился в сторону.
Подошва ударила о подоконник, но я уже вскочил на ноги, от-
ряхнул крылья и взмыл к потолку кухни (как оказалось, мы находи-
лись именно там).
- Ах, проклятая! - вскричала горничная и принялась за мной
гоняться.
Я припомнил как сам когда-то бил мух (о, жестокий!), а иногда
еще и засасывал их в пылесос (о, увы мне, увы!..) и понял: главное
- не садиться на какую-нибудь поверхность. Минут пять я кружил по
кухне, увертываясь от ударов тапка, пока не заметил замочную сква-
жину в двери и не ринулся к ней, сломя голову. Через мгновение я
уже несся под потолком коридора, а еще через мгновение протиски-
вался в щель между плохо прикрытых рам окна на улицу.
Я оказался на заднем дворе. Ночевать, видно, придется на ули-
це. Ну, хоть не голодным. Хотя, шоколад-шоколадом, а я бы не отка-
зался от чего-нибудь более существенного. (Надо же, стоило смер-
тельной опасности отступить, как вновь мысли переключились на
еду!)
Тут очень кстати я почувствовал вкусный запах и направился в
его направлении. Запах шел из двери кладовой, которая находилась в
правом крыле дома. Дверь была полуоткрыта. На мешках, в которых,
судя по запаху, хранили изюм, лежал явно подвыпивший человек в бе-
лом поварском колпаке, с зажатой в зубах тлеющей сигарой. Повар
похрапывал.
Я принялся скрупулезно осматривать помещение. О радость! О
счастье! Из-под потолка кладовки свисали окорока и колбасы. По уг-
лам громоздились бочонки меда; того слоя, который покрывал их на-
ружные стенки, с лихвой хватило бы на сотню мушиных жизней. Тут и
там стояли ящики и корзины с укутанными в солому фруктами и овоща-
ми. Ну что еще нужно для счастья?
Я принялся жадно уплетать лакомства, перелетая от одного к
другому. И вдруг я почувствовал странный, совсем не аппетитный за-
пах... Дым! Пахнет пожаром!
Я сразу понял, откуда доносится этот запах. Сигара выпала изо
рта повара и лежала теперь в ящике с морковью. Тонкая березовая
соломка уже не тлела, а горела вовсю. Я живо представил, чем это
грозит. Еще минут десять-пятнадцать и кладовая будет полыхать, как
домна, а вскоре огонь перекинется и на весь дом.
Людей жалко вообще, а особенно - людей хороших. Я вспомнил
добродушную и милую Джессику. Я должен спасти ее!
Подлетев к повару, я принялся ползать по его лицу, чтобы раз-
будить его. Но тот даже не шевельнулся. Пьян он был, по-видимому,
мертвецки.
Пламя уже лизало соседние ящики. Как мог быстро, помчался я к
двери. Вынырнув на улицу, стал тыкаться от окна к окну в поисках
подходящей лазейки. Наконец, нашел то самое окно, через которое
влез в комнату Джессики в прошлый раз, и протиснулся в ту же щель.
Если на улице царил полумрак, то тут была полная темнота. Но
я-то как-никак муха, и я умею видеть в темноте. Правда, все пред-
меты при этом приобретают странный зеленоватый фосфоресцирующий
оттенок.
Я подлетел к постели Джессики, приземлился ей на кончик носа,
пробежал по переносице, соскочил на правое веко и стал, вороша
ресницы, ползать туда-обратно.
Веко несколько раз дернулось, и тут я угловым зрением уловил,
как что-то массивное угрожающе мчится на меня сбоку. Я перепрыгнул
на подушку, и ладонь Джессики не задела меня, лишь ударив ее саму
по щеке.
Что-то пробормотав, девушка перевернулась на бок. Внутренним
взором я видел полыхающую кладову