Танцы на снегу
К списку книг
я уже перечислил вкратце, можно и не говорить. Верно?
Папа никогда не курил. Это дорого, нужно специальное разрешение... было нужно...
- Спасибо, - сказал я. - Но...
- Я понимаю, Тиккирей, что ты привык относиться ко мне с некоторой иронией, - сказал Вильям. - Манера держаться и выражать свои мысли... ведь так? Но поверь, что это лишь следствие специфической работы. Мы вовсе не такие плохие люди, как ты мог подумать.
- Я и не думаю, что вы плохие, - быстро сказал я. - Нет... ну, иногда смешно, да...
Спутавшись, я замолчал. Но теперь Вильям терпеливо ждал.
- Понимаете... нет. - Я помотал головой. - Нет, спасибо, конечно. Тут вот в чем дело... вы мне ответили, зачем вам это надо - брать нас к себе.
- И тебе что-то не понравилось? - удивился Вильям.
- Нет, вы все правильно сказали. Только на самом деле вы не должны были отвечать.
- Разъясни, Тиккирей, - попросил Вильям, хмурясь.
- Ну, когда люди хотят помочь друг другу... или если, дружатся... это же само собой выходит. Не потому, что надо искупать вину или делать добрые дела. Им не нужны объяснения. Это как мораль и закон, понимаете? Законы придумывают, чтобы заставить людей что-то делать или чего-то не делать. Даже если законы хорошие, они значат, что сами люди не хотят по ним жить. А вы ищете объяснений, зачем брать нас к себе в семью. И говорите, что это научит Рози и Роси доброте и смелости.
Вильям помолчал, а потом спросил:
- Это ты сам придумал?
- Нет; - признался я. - Это... один мой друг так говорит. Что закон - это костыли для морали. И что мы разучились думать сердцем, теперь думаем только головой. И еще пытаемся это оправдать, говорим, что сердце думать не может, только чувствовать. А это не так, сердце тоже думает, только по-другому.
- Многие говорят, что сердце умеет только качать кровь... - пробормотал Вильям. Он как-то сгорбился, расплылся, и вся торжественность из него ушла. - Наверное, твой друг прав, Тиккирей... прав. Ты знаешь, что мы все время пытаемся переосмыслить старые пьесы, нет? Новое прочтение "Ромео и Джульетты"... новая трактовка "Отелло". В них все должно быть разумно. Каждый поступок. И самоубийство Ромео, и ярость Отелло...
Он полез за портсигаром, тут же спрятал его. И спросил:
- Тиккирей, а ты не думаешь, что я просто искал оправдания? Своему желанию помочь вам с Лионом?
Я покачал головой:
- Нет. Извините, не думаю.
Вильям сидел, глядя в одну точку перед собой.
- У вас обязательно все получится, - сказал я. - Вы сегодня замечательно играли с Роси.
Он пожал плечами. Пробормотал:
- Да. Вначале обдумал, как буду это делать, а уже потом дурачился с собственным сыном... Наверное, и мое сердце - лишь насос...
- Вы не думайте, дело еще в том, что мы улетаем с Авалона... - сказал я.
Вильям кивнул.
Ну почему я такой неуклюжий? Я же только все испортил!
- Извините, - сказал я. - Можно я пойду?
- Конечно, Тиккирей.
- Если... когда я вернусь, я к вам зайду, ладно?
Вильям кивнул.
Когда я вышел из сада, Лион скучал, обстреливая снежками калитку. Получалось у него неплохо - она вся была залеплена снегом.
- Поговорил? - спросил он.
-Да.
- И чего?
- Ничего, - сказал я. - Слушай, ну почему всегда и все получается неправильно?
- Когда получается правильно, мы этого не замечаем, - ответил Лион.
И мы пошли домой.
Глава 5
В лучах заходящего солнца Аграбад был тихим и мирным. Скользили в небе флаеры, сверкала сине-белая смальта башен. Я лежал, упираясь на локти, и разглядывал столицу Нового Кувейта в электронный бинокль. Видны были даже фигурки людей и машины на улицах.
- Все спокойно, Лион, - сказал я. Развернул кепку козырьком назад, чтобы не напекало затылок. - Идем?
Лион сидел рядом на корточках, жевал травинку. Пожал плечами, сказал:
- Давай попробуем.
Я встал, потер испачканные в земле рукава рубашки, и мы стали спускаться к дороге. Пологий