Звезды - холодные игрушки
К списку книг
глядывала детская мордашка.
Перепачканная, и любопытная.
-- Привет, -- сказал я. -- Выбирайся.
-- А вы один прибыли?
-- Нет, с друзьями и Наставником.
Мальчик покосился на кабину. Решил:
-- Тогда я побегу.
Пожав плечами я сказал:
-- Ну, беги.
Но мальчишка медлил.
-- Я занятия пропускаю! -- выпалил он наконец, явно в восторге от
собственной смелости.
-- Молодец, -- искренне похвалил я.
Кажется, он растерялся. Помедлил, потом кусты зашуршали, и между
деревьями мелькнула маленькая, улепетывающая фигурка.
Да, великолепный из меня Наставник. Как из песка посох...
Ну куда же я могу деть свои примитивные, ненормальные реакции?
Сквозь пластик кабины пробился свет. Дверь открылась, вышел Пер.
Пристально посмотрел на меня:
-- Ты один здесь?
-- Да, -- не колеблясь солгал я. Так беззаботно, что Наставник,
похоже, поверил.
-- Узнаешь что-нибудь, Никки? Сердце отзывается?
-- Нет. Но мне здесь нравится.
-- И то хорошо, -- вздохнул Пер. Подошел ко мне. Походка у него и так
была бодрая, молодая, а сейчас -- вообще стала пружинистой, энергичной,
словно сосновый воздух влил в него силы. -- Тебе не могло не понравится,
Никки.
Из кабины вышла Катти, потом Таг, потом Ган. На их лицах появлялся
такой восторг, что мне стало завидно.
-- Я год здесь не была, -- воскликнула Катти. -- Ребята, все как
раньше! Даже у стрекотунчика гнездо на прежнем месте!
Покосившись на кусты я попытался разглядеть гнездо неведомого
стрекотунчика, но так ничего и не высмотрел.
-- Сейчас хорошее время, -- сказал Пер. -- У маленьких --
послеобеденный отдых. У старших -- занятия или _подготовка-к-труду_.
Никого не побеспокоим.
Мы пошли по тропинке. Я замечал, что все поглядывают на меня, словно
ждут, что свершится чудо, и я воскликну "Помню! Вот дерево, на которое
мы лазили в детстве! Вот куст, о который исцарапался Ган!"
Можно, в общем-то, что-то подобное сказать. Наверняка окрестности
кабины служили местом детских игр, пряток, здесь сооружали тайные домики
и прятали секретные записки. Мальчик, карауливший у кабины случайных
гостей, был тому отличным доказательством. Но мне не хотелось лгать,
даже ради удовольствия друзей.
Они и сами скажут все, что я мог бы придумать.
-- Никки, ты помнишь, мы тут играли в Регрессоров! -- сказал Таг. --
Ты прятался в засаде, и сбил арбалетной стрелой берет с Гана! Катти
потом за тобой полдня гонялась по парку!
-- И догнала? -- заинтересовался я.
Таг вздохнул.
-- Вроде бы, да... Катти, ты ведь его догнала?
-- И едва не утопила в озере, -- мрачно сказала Катти. -- Что на тебя
тогда нашло, Ник, ты же всегда в играх был осторожным!
-- У Никки от природы склонность к импульсивным поступкам, -- обронил
Наставник через плечо. -- Я долго учился гасить эти порывы.
Они еще о чем-то болтали. Вспоминали какие-то игры, состязания, обиды
и примирения, происходившие вот тут... вон там... поодаль...
поблизости...
Но мне эти воспоминания не давали ничего, кроме грусти.
Детство и юность -- украдены. Настоящее -- сплошные загадки. Будущее
-- в тумане.
Я так стремился на Родину! Я надеялся, что она вернет мне меня
самого. Но чудес не бывает. И этот мир, такой добрый и благоустроенный,
такой теплый и радостный -- чужой для меня.
Чужой навсегда.
Деревья расступились, мы вышли к зданиям интерната.
Первым моим впечатлением был покой. Здания -- очень старые, сложенные
из шершавого камня, когда-то, наверное, белого, а сейчас потемневшего.
Стены оплетены вьюнками, сквозь зеленые стебли, усыпанные мелкими
оранжевыми цветами, проглядывают желтые, высохшие. Рядом с окнами, почти
все из которых открыты нараспашку, стебли вьюнков казались какими-то
подерганными, с ободранными листьями и цветами. Понятненько...