Звезды - холодные игрушки
К списку книг
еньшенной копией этой комнаты.
Впрочем, одно отличие нашлось. Свободная от мебели стена была пестрой
от крошечных фотографий. Они были раскиданы без особого порядка,
группами по четыре-пять. Детские лица.
Много подопечных вырастил Наставник Пер.
Я замер у стены, скользя взглядом по улыбающимся детским лицам,
надеясь -- и боясь, узнать свое.
Но вначале я увидел маленького Тага. В детстве он был более
светловолосый, но я его узнал. Гана тоже, без труда. В этой группе
фотографий остались еще два мальчика. Один -- ярко-рыжий, веснушчатый,
про таких говорят "Матушка их любит", улыбающийся во весь рот.
-- Инка? -- спросил я.
-- Инка, -- тихо подтвердил Наставник. -- Он погиб... остался там...
прикрывая Уход.
-- Таг мне рассказывал, -- кивнул я.
Значит вот это -- я?
Кажется, единственный не улыбающийся ребенок на всей стене.
Насупившийся, даже напряженный.
Вряд ли Наставник не мог улучить другой момент, чтобы снять мое
изображение. Видно, это показалось ему более правильным, правдивым.
-- Я всегда был такой серьезный? -- спросил я.
-- Как правило, -- согласился Наставник. -- Даже когда проказничал.
Он еще мгновение смотрел на фотографию Инки, потом отошел к
терминалу. С нарочитой бодростью воскликнул:
-- Значит так, двенадцатая группа! Вы в гостях у интерната на трое
суток!
-- Ура, -- серьезно сказал Ган.
-- Гостью из... э...
-- Седьмая группа, Наставница -- Сени Аруано, -- напомнила Катти.
-- Гостью из седьмой группы это тоже касается.
-- Ура, -- согласилась Катти.
-- Временную работу вам найдем, -- Пер вздохнул. -- Медобследование
никогда лишним не будет, лекция ребятишкам о чужих формах жизни -- тоже.
Ну а тебе, Ган, придется порыться в наших управляющих системах.
-- Все то же старье стоит? -- солидно поинтересовался Ган.
-- А нам сверхбыстрые системы ни к чему, в общем-то, -- пожал плечами
Пер. -- Так, где бы вас поселить...
Он коснулся терминала. Экран засветился.
-- Ваша комната занята, -- с сожалением сказал Наставник. -- Ох, ну и
бардак у этой группы...
Я сделал несколько шагов к столу.
На экране была узкая, длинная комната. Вид сверху. Четыре кровати, на
двух -- раскиданная одежда. Брючки, рубашки, белье. Продырявленный
камешек на нитке. Изображение все время двигалось, наплывало, отступало,
в него попадали стены, дверь, окна, словно камера жадно и пристально
вглядывалась в чужой дом. Вот хищный быстрый наплыв -- раскрытая
тетрадка. Камера скользнула вдоль строчек, разворачиваясь, чтобы удобнее
было читать. Кажется -- стихи.
-- Их Наставник... по-моему, Дон...
Пер покосился на меня.
-- Что с тобой, Никки?
Я молчал.
-- Кстати, первый тест, -- старик заулыбался. -- Как бы ты справился
с этой ситуацией и приучил ребятишек к порядку?
Изображение опять сменилось. Камера заглянула в санитарный блок,
неодобрительно задержалась по скомканных и брошенных в угол носках...
-- В первую очередь я бы не подглядывал в чужие комнаты, -- прошептал
я.
Наступила мертвая тишина.
-- Это не чужая комната, Никки! -- отчеканил Наставник. -- Это
подопечные нашего интерната.
-- Они знают, что за ними наблюдают?
-- Разумеется! Разумеется, нет!
Камера брезгливо заглянула в унитаз и поплыла прочь из санитарного
блока.
-- Это гнусно, -- сказал я. Оглянулся, ища в лицах друзей поддержки.
Нет, не дождусь.
-- Что гнусно, Никки!? -- возмущенно воскликнул Пер. Дряблое
старческое лицо задрожало в немом возмущении. -- Гнусно -- не позволить
малолетним сорванцам смыться из интерната на космодром? Гнусно --
пресекать недостатки в самом начале? Гнусно -- увидев, что дети болтают
заполночь, включить инфралучи и дать им выспаться перед новым чудесным
днем?
Меня чуть наизнанку не вывернуло. Руки зад