Звезды - холодные игрушки
К списку книг
ра в трубопроводах отражается на экранах. Мы, люди,
странные. Мы создаем устройства, которые не способны понять. Кстати, это
признак Сильной расы...
В автобусе было человек пятнадцать. Кто-то официально, например
врачи, охранники и техники, а кто-то просто решил прокатиться по
космодрому. Но все считали своим долгом хлопнуть нас с Даниловым по
спине. Пожелать удачи.
Уже когда мы стояли на закопченном, растрескавшемся бетоне, старший
"отправляющей команды" вручил Данилову ключ управления. Полковник молча
принял гнутую металлическую пластину, расписался в журнале, принимая
командование над кораблем.
-- Удачи вам, -- сказал старший.
-- Спасибо, -- Данилов задрал голову, оглядывая ракету. -- Ну, Петя?
-- Идем.
Несколько человек проводили нас до лифта. Мы вошли в просторную
решетчатую кабину, закрыли дверь. Старший отправляющих торжественно
нажал на кнопку.
Лифт пошел вверх.
Почему-то я предполагал, что дед с Машей будут ждать нас в лифте. Но,
раз их нет, значит они уже в челноке?
-- Нервничаешь? -- спросил Данилов.
-- А ты?
-- Конечно.
Я машинально оперся о стальную решетку лифта, и сразу же торопливо
убрал руку. От титанового тела "Энергии" шел холод. Пробирал до костей,
примораживал кожу к металлу. Я к такому не привык, старина "Протон",
который выводит в космос "Спираль", до сих пор летает на азотном
тетраксиде и несимметричном диметилгидразине. Отрава, конечно,
редкостная...
-- Если Карел врет... -- сказал я.
-- Зачем?
-- Откуда нам знать чужих?
-- Выгода -- это основной стимул разумной жизни, -- сухо сказал
Данилов. Поежился, застегнул куртку. Лифт прополз только полпути, а
космодром уже был как на ладони. Поскрипывал металл ферм, хрустели,
осыпаясь с боков "Энергии", ледышки. -- Счетчику невыгодно врать.
-- А я-то полагал, что основным стимулом для разума является любовь,
-- ответил я. -- К людям, к дому, к знаниям. К чему угодно.
-- Это одно и то же, Петя. Нашим бедным, усталым мозгам выгодно
верить, что мы любим и любимы. Мать любит сына, родина любит гражданина,
подруга любит тебя. А на самом деле... -- Данилов плюнул сквозь решетку,
усмехнулся, -- это либо инстинкты, либо расчет. Обычно -- смесь того и
другого. Мы ведь понимаем, на самом деле, что наша ценность определяется
лишь способностью работать. Приносить пользу окружающим, обществу. И то,
что вечно так продолжаться не может, тоже понимаем. Вот и страхуемся...
любовью. От старости, от болезней, от тоски... Если бы Карел распинался
в любви к человечеству, я бы взял его за шкирку и лично отнес в СКОБу.
Но ему до нас нет дела. Просто стало выгодно Счетчикам и людям на время
объединиться.
-- Циник ты, Саша.
-- Не слышу в твоем голосе осуждения.
Данилов покосился вверх, потом вздохнул и начал расстегивать брюки.
-- Не думай, что я спятил, -- сообщил он. -- У каждого свой бзик на
приметы...
-- Помочиться на ракету-носитель -- хорошая примета?
-- Для меня -- да.
-- Смотри, простынешь, -- сдерживая смех сказал я.
-- Что смешного? -- мрачно спросил Данилов, застегиваясь.
-- Да нет, ничего... просто знали бы пилоты, в чем причина твоей
удачливости.
-- Владимирский, например, кидает с лифта пятикопеечные монетки, --
сказал Данилов. -- А Киселев, когда летал, закапывал перед стартом в нос
нафтизин. У тебя самого, что, нет примет?
Я подумал секунду, потом признался:
-- Есть. Талисман. Это ведь тоже примета. Извини, Саша, я зря
смеялся.
Лифт с грохотом остановился. Данилов повернул защелку, и мы вышли на
верхнюю площадку стартовой фермы.
Здесь нас и ждали.
Андрей Валентинович и Маша лежали на железном полу, явно
перестраховываясь, чтобы их не увидели с поля. У Маши в руках, конечно