Прозрачные витражи
К списку книг
аппаратно
отключили от глубины. А тем двоим задавили каналы. Начисто.
- Ну и какие версии? - спрашивает Томилин.
Ответа нет. И подполковник командует:
- Давайте второго!
- Какого именно?
- Давайте Казакова. Что там у него?
Экран загорается снова. Камера парит в небе, опускаясь кругами, будто
хищная птица, выслеживающая добычу. Бесконечная степь, ломкая сухая
трава, человечек, сидящий на корточках...
Каким бы он ни был преступником, но сейчас это лишь человек
приговоренный к одиночеству. Человек, держащий в руках маленького
грязно-рыжего лисенка.
- Его стоило бы позже... - задумчиво говорит Томилин. - Впрочем...
- У вас ничего не выйдет, - вдруг говорю я.
Томилин оборачивается, выжидающе смотрит на меня.
- Не знаю, почему. Но не выйдет. Вы чего-то не поняли.
- Все дайверы обретали свои способности в результате сильного
стресса, - медленно и убедительно, будто преподаватель тупому студенту,
говорит Томилин. - Случайного стресса! А эти... стрессы... они выверены
и рассчитаны. Они не могут не подействовать.
- Они подействуют, вот только как именно...
- Посмотрим. Придушите эту лису! - поворачиваясь к экрану говорит
Томилин.
Еще минуту ничего не происходит. Заключенный осторожно и бережно
гладит крошечного зверька. Камера опускается совсем низко, заглядывает
ему через плечо, так, что узкая симпатичная мордочка лисички заполняет
пол-экрана.
А потом черные глазки начинают тускнеть.
Лисица тонко пищит, вздрагивает, и вытягивается в длину. Дергается
пушистый хвост.
Человек будто не замечает этого. Рука касается меха, оглаживает
зверька. И едва-едва угадывается в шуме ветра голос.
- Нет.
Ни печали, ни боли, ни ярости.
И ни капли сомнения.
Он не верит в происходящее, этот злодей и убийца. Настоящий, без
всяких смягчающих обстоятельств, злодей...
Не хочет верить.
Не поверит никогда.
Я читала его личное дело. Я знаю, что он убил свою жену. Я знаю, что
он любил ее. И до сих пор, наверное, любит. И себя он осудил куда
раньше, чем люберецкий районный суд...
- Нет, - еще раз говорит заключенный, проводя рукой по тельцу лисицы.
- Нет.
И пушистый хвост вздрагивает.
Стриженная голова опускается, человек касается губами мордочки
лисицы. И крошечный язычок ласково лижет его щеку.
- Она отключена, - не дожидаясь вопроса говорит программист Денис. -
Да нет ее вовсе! В программе оживление не предусмотрено!
На экране - человек гладит лисичку.
- Выключите, - говорит Томилин. И смотрит на меня.
- Будете третьего... катарсить? - спрашиваю я.
- Имеет смысл? - вопросом на вопрос отвечает Томилин.
Я медлю. Я действительно пытаюсь ответить честно. Хотя бы потому, что
кто бы ни стоял за всей этой жестокой пьесой, какие бы амбиции ни кипели
в министерских умах, но для Томилина этот проект - совсем другое. Заслон
на пути преступности, сверкающий меч и надежный щит в руках правосудия,
настоящие стражи порядка, штампованные супермены глубины.
И ради этой цели он без колебаний подвергнет муке преступников.
Без колебаний... но и без радости.
- Он тоже не станет дайвером, - говорю я, наконец. - Он что-то
сделает... я даже не знаю, что именно...говорите, умирающая женщина в
пустом городе? Нет, вряд ли он ее оживит. Скорее - добьет.
- Ее невозможно добить, - почти робко вставляет программист Денис. -
В том-то и дело... этот тип - он маньяк, он обязательно попытается,
но...
- Лисичку невозможно было оживить, - напоминаю я.
- Так в чем дело? - уже не спрашивает, а требует Томилин.
- Я знаю только одного дайвера, - говорю я. - Но разве вам непонятно,
в чем разница? Это же так просто!
- Свобода, - вдруг говорит Томилин. - Бип.
- Способности дайверов - они все исходят из одного, - киваю я. -
Только из одного. Они не