Ночной дозор - 1
К списку книг
чения на основании болезненности уколов.
Ключи от квартиры Ольги лежали у меня в сумочке. Там же - деньги и кредитка в маленьком кошельке, косметичка, платочек, прокладка - зачем только, ведь это мне не должно понадобиться, начатая упаковка конфеток “тик-так”, расческа, россыпь мелочи на дне, зеркальце, крошечный мобильный телефон...
А вот пустые карманы джинсов вызывали невольное ощущение потери. Я секунду рылся в них, пытаясь найти хотя бы завалявшуюся монетку, но убедился лишь в том, что, подобно большинству женщин, Ольга все носила в сумочке.
Казалось бы, пустые карманы - далеко не самая большая моя потеря за сегодняшний день. И все-таки эта деталь вызывала раздражение. Я переложил в карман из сумочки несколько банкнот и почувствовал себя увереннее.
Жаль только, что Ольга не носит плеера...
- Привет, - ко мне подошел Гарик. - Шеф свободен?
- Он.., он с Антоном... - ответил я.
- Что-то случилось, Оля? - Гарик внимательно смотрел на меня. Не знаю, что он почувствовал: чужие интонации, неуверенные движения, новую ауру. Но если даже оперативник, с которым ни я, ни Ольга особо не общались, ощущает подмену - грош мне цена.
Тем временем Гарик неуверенно, робко улыбнулся. Это было совсем неожиданно: я никогда не замечал, чтобы Гарик пытался заигрывать с сотрудницами Дозора. Ему даже с человеческими женщинами трудно знакомиться, он потрясающе невезуч в любовных делах.
- Ничего. Поспорили немного, - я развернулся, и, не прощаясь, пошел к лестнице.
Это была версия для Ночного Дозора, на тот маловероятный случай, если среди нас есть их агент. Насколько я знаю, такое случалось всего раз или два за всю историю Дозора, но мало ли... Пусть все считают, что Борис Игнатьевич повздорил со своей давней подругой.
Ведь и повод есть, и повод немалый. Столетнее заточение в его кабинете, невозможность принять человеческий облик, частичная реабилитация, но с потерей большинства магических способностей. Вполне достаточные основания обидеться... По крайней мере, я избавлен от необходимости изображать подругу шефа, что было бы уж совсем чересчур.
Размышляя так, я и спустился до третьего этажа. Стоило признать, что Ольга максимально облегчила мне жизнь. Сегодня она надела джинсы, а не обычный юбочный костюм или платье, на ногах были кроссовки, а не туфли на высоком каблуке. Даже легкий запах духов не был одуряющим.
Да здравствует мода “унисекс”, пусть даже ее изобрели гомосексуалисты...
Я знал, что мне сейчас следует делать, знал, как следует себя вести. И все-таки это было трудно. Свернуть не к выходу, а в боковой коридор, неприметный и тихий. И окунуться в прошлое.
Говорят, у больниц есть свой, незабываемый запах. Конечно. И это неудивительно, странно было бы не иметь запаха хлорке и боли, автоклавам и ранам, казенному белью и безвкусной пище.
Но откуда, скажите на милость, свой запах у школ и институтов?
В помещении Дозора обучают лишь части предметов. Кое-что удобнее преподавать в морге, по ночам, там у нас есть свои люди. Кое-чему обучают на местности. Кое-чему - за рубежом, в туристических поездках, которые оплачивает Дозор. Когда я проходил обучение, то побывал и на Гаити, и в Анголе, и в Штатах, и в Испании.
Но все-таки для некоторых лекций подходит лишь территория Дозора, здание, от фундамента до крыши закрытое магией и охранными заклятиями. Тридцать лет назад, когда Дозор переехал в это помещение, оборудовали три аудитории, каждая на пятнадцать человек. Я до сих пор не понимаю, чего больше в этом размахе: оптимизма сотрудников или избытка площади. Даже когда я проходил обучение, а это был очень удачный год, нам хватало одной аудитории, да и та наполовину оставалась пустой.
Сейчас Дозор обучал четверых Иных. И лишь в отношении Светланы существовала твердая уверенность, что она войдет в наши ряды, а не предпочтет обычную, человеческую жизнь.
Пусто здесь было, пусто и тихо. Я медленно шел по коридору, заглядывая в пустые аудитории, которые могли б