Дневной дозор - 2
К списку книг
Все, что мне остается, - это петь.
И я запел.
Смутное время!
Призрак свободы на коне.
Кровь по колено,
Словно в каком-то диком сне
Тешится люд,
Бьют Старых богов,
Молится люд,
Ждут Праведных слов!
В небе комета -
Близких несчастий верный знак.
Воины Света
Павших сжигают на кострах.
Воины Тьмы
Мир взяли в кольцо.
Тысячи птиц
Вниз рухнут дождем.
Смутное время, тот, кто не вправе более именоваться Виталием Рогозой. Для того, кто поднялся, лишь чтобы упасть. Для падшего ангела.., темного ангела. Смутное время для тебя и для Иных. Конец тысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму от Света. Время смертей и схваток. Смутное время.
Мы не знаем, кто мы -
Дети красной звезды,
Дети черной звезды
Или новых могил...
Танец Смерти прост и страшен,
Но пока не пробил час
За грехи всех жизней наших
Время смут карает нас!
Я тоже не знаю - чье я дитя. Я знаю только одно: за чужие грехи время смут чаще карает тех, кто грехов не совершал. Или совершал, но совсем не те, за которые карают. Но мне не позволили выбирать. Мне не дали судьбы.
Мы еще живы.
Кто-то спасется, кто-то нет.
Диким порывом
В крепости нашей гасят свет,
Сорванный флаг -
Знак
Сдачи врагам,
Но не возьмешь,
Врешь -
Мы живы пока!
Я пока жив. И я пою. Я пою, хотя наверняка знаю, что в следующей песне Кипелова и Маврина есть и такие строки:
Не проси - не возьму тебя с собой.
Не смотри - смысла жизни я не знаю.
Не желай тайны выведать чужой.
Вот и все - я лишь дух, я исчезаю!
Я лишь дух. Я лишь Зеркало. Зеркало, отразившее все, для чего было призвано. Но я не могу не просить и не верить. Я ухожу, чтобы исчезнуть, но я прошу, я надеюсь, я хочу верить - возьмите меня с собой! Возьмите!
Я верю.
Я надеюсь.
Я верю.
Я наде...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ИНАЯ СИЛА
ПРОЛОГ
Машину поймал Юха Мустайоки - он сейчас был старшим в их маленькой группе. Яри Куусинен и Райво Никкиля молча втиснулись на заднее сиденье старенького "жигуленка", Юха устроился впереди.
- Везите нас в Ше-рье-мье-тье-во, - тщательно выговорил он. Для Мустайоки, каыни странно, это был язык его детства, пусть и основательно подзабытый впоследствии. Но он всегда отличался способностям к языкам, да и жил где-то рядом с российской границей, и регулярно ездил пьянствовать в Питер. Остальные предпочитали паром до Швеции - ночью в пути можно здорово напиться купленным в дьюти-фри спиртным, днем отоспаться, не покидая парома (кому он нужен, этот Стокгольм?), на обратном пути снова предаться дорогостоящему удовольствию. Мустайоки же упорно ездил в Питер. - Везите нас быстро и ак-ку-рат-но.
Водитель повез. Быстро и аккуратно. Иностранцев в аэропорт возить - одно удовольствие. Нечасто перепадает такая халява промышляющему извозом безработному инженеру. А уж сейчас, под Новый год, да еще под двухтысячный, когда все стараются и справить стол побогаче, и подарки родным сделать получше.
Трое Иных, молчаливо сидящих в машине, к мыслям водителя не прислушивались. Хотя, конечно же, могли. Уже за кольцевой Юха повернулся к товарищам и сказал:
- Неужели мы уезжаем, братья?
Яри и Райво согласно закивали. И впрямь трудно было поверить, что окончились допросы Ночного Дозора, визиты мрачных сотрудников Инквизиции, суета ловкого вампира-адвокатишки Дневного Дозора, хорошо известного как среди людей, так и среди Иных.
Вырвались. Они вырвались, отпущены из страшной, холодной, негостеприимной Москвы. Пусть пока не домой, а в Прагу, где с недавних времен размещается Европейское бюро Инквизиции. Но - отпущены. С ограничением в правах, с обязанностью регистрироваться по месту приезда, но все-таки...
- Бедный Оллыкайнен... - вздохнул Райво. - Он так любил чешское пиво. Он говорил, что это лучшее пиво в мире после "Лапин Культа". Ему никогда больше н