Черновик
К списку книг
лимо разбегаются в пространстве, превращая живую и цветущую Вселенную в неподвижное ничто.
Распад, разрушение, смерть — это очень простые действия. Только жизнь противится простоте, восстает вопреки законам природы. Не замечая смерти и тлена, растут травы и звери. Забывая о смерти и тлене, живут люди. И вопреки простым и удобным законам природы люди создают свои отношения — куда более сложные, чем все придуманные человеком машины и механизмы. Что такое двигатель внутреннего сгорания по сравнению с огнем человеческой страсти? Какой фотоаппарат запечатлеет восход солнца лучше кисти художника и слов поэта? Разве взрыв ядерной бомбы разрушительнее ярости Чингисхана или безумия Гитлера?
Человеку свойственно противостоять разрушению. Сам смысл человеческого существования состоит в этой вечной, яростной борьбе, которую невозможно выиграть — но в которой нельзя и уступить.
И все-таки это очень трудно — стать другом для бывшего врага. Еще труднее самому считать его другом.
Я рассказал Иллан все, что узнал сам. Начал с политика и его просьбы найти Аркан. Коротко рассказал про выход в Нирвану — вначале Иллан слушала без интереса, заволновалась лишь когда речь зашла о Насте. Но все-таки Земля-один интересовала ее куда больше.
— Как мы и думали, — сказала она, выслушав до конца. — Должны были быть те, кому это выгодно. Всегда есть те, кому выгодно!
У меня было несколько другое мнение: всегда есть только дураки. Но я не стал спорить.
— И что ты собираешься делать, таможенник? — спросила Иллан. — Ты уже думал об этом?
Да, конечно же, я думал...
— Только не открытая война! И не партизанщина... Иллан, мы должны все рассказать другим функционалам. Объяснить, что наши миры — площадка чужих экспериментов.
Иллан поморщилась.
— Да? Чем это поможет?
— Вместе мы способны противостоять функционалам с Земли-один. У нас те же самые возможности.
— Нет, не те же. Они умеют превращать людей в функционалов.
— Разве что это. Но наши миры для них любопытны только как экспериментальные объекты. Тот же Антик, к примеру. Там они экспериментируют с общественным строем, включающим в себя рабство. Верно? Если эта возможность исчезнет, мир будет для них неинтересен. У вас их интересует отсутствие крупных государств...
— Еще им интересен технический прогресс. В Антике он остановлен на уровне механизмов. В Тверди — это где церковь правит — весь упор на биологические исследования.
— Вот! — Я кивнул. — Для этого, по сути, таможня и нужна. Чтобы из мира в мир не перемещали запрещенные технические устройства. Если дать Антику паровые машины и железную дорогу, вашему миру — электронику и двигатели внутреннего сгорания...
— Не дашь, у нас нет нефти.
— Хорошо, пускай только электронику и электродвигатели. Все равно, если нарушить чистоту эксперимента, если миры начнут меняться — они перестанут приносить пользу Земле-один. Им придется оставить нас в покое. Искать другие объекты для изучения.
— Ты уверен, что они их именно ищут? — спросила Иллан. — А вдруг они нас создают?
Я поежился. Помотал головой:
— Уверен. Как можно создать мир без нефти? Вмешаться в геологические процессы миллион лет назад? Не умеют они во времени путешествовать. Да если бы даже и умели — горы им не сдвинуть, атмосферу не изменить. Они ищут, Иллан. Наверное, их таможенники лучше себя контролируют, находят миры по заказу. Или их очень много, потому попадается гораздо больше миров. Кирилл Александрович проговорился, они знают гораздо больше обитаемых миров, чем мы.
— То есть ты предлагаешь смешать технологии разных миров?
— Нарушить чистоту эксперимента. — Я ухмыльнулся. — Представь, что ты занята химическими опытами. У тебя на спиртовках тихонечко греются и кипят чистые растворы. И вдруг кто-то подходит и понемногу смешивает жидкости из пяти пробирок. А?
— Во-первых, какая-нибудь пробирка может и взорваться, — сказала Иллан. — А во-вторых, химик после этого выльет испорченные растворы и