Сумеречный дозор - 3
К списку книг
шее, а все что хочешь — это сохранить “статус кво”. Для себя. Для тех немногих, кто тебе еще дорог.
— Не хочу, — сказал я, будто заговор произносил, будто выставлял незримый щит против врага — против самого себя. — Не хочу! В тебе... нет власти... надо мной... Антон Городецкий!
За две двери и четыре толстых стекла Костя обернулся и недоуменно посмотрел на меня. Услышал? Или просто недоумевает, чего я остановился?
Натужно улыбнувшись я открыл дверь и вошел в грохочущую гармошку перехода между вагонами. Штабной вагон и впрямь оказался блатным местом. Чистенькие коврики на полу; дорожка в коридоре; белые занавески на окнах; мягкие матрасы, не напоминающие тюфяк негра Джима, набитый кукурузными початками.
— Кто спит внизу, кто вверху? — деловито осведомился Эдгар.
— Мне все равно, — ответил Костя.
— Я бы предпочел сверху, — сказал я.
— Я тоже, — кивнул Эдгар. — Договорились. В дверь вежливо постучали.
— Да! — Инквизитор даже не повернул головы. Это был начальник поезда — с подносом, на котором был и никелированный чайник с кипятком, и чайник с заваркой, и чашки, и какие-то печеньки-вафельки, и даже коробочка сливок. Серьезный мужчина — здоровенный, с роскошными усами, форма сидит, как с иголочки.
А лицо — дурное-дурное, будто у новорожденного щенка.
— Пейте на здоровье, гости дорогие!
Все понятно. Тоже под воздействием амулета. Все-таки то, что Эдгар — Темный, накладывало отпечаток на его методы.
— Спасибо. Уведомляй нас о всех, кто сел в Москве, но сходит по дороге, любезнейший, — принимая поднос, сказал Эдгар. — Особенно о тех, кто сходит не на своей станции, а раньше.
— Будет исполнено, ваше благородие! — кивнул начальник поезда.
Костя хихикнул. Я дождался, пока бедолага вышел и спросил:
— А почему “ваше благородие”?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Эдгар. — Амулет настраивает людей на подчинение. А уж кого они при этом во мне видят: строго ревизора, любимого дедушку, уважаемого артиста или генералиссимуса Сталина — это их проблема. Этот, видать, Акунина начитался. Или старых фильмов насмотрелся.
Костя снова фыркнул.
— Ничего веселого в этом нет, — разозлился Эдгар. — И ничего ужасного — тоже. Максимально щадящий для людской психики метод. Половина историй о том, как кто-то Якубовича в машине подвозил или Горбачева без очереди пропустил — следствие таких вот внушений.
— Да я не о том смеюсь, — объяснил Костя. — Представил вас в форме белогвардейского офицера... шеф. Внушаете уважение.
— Смейся, смейся... — наливая себе кофе, сказал Эдгар. — Как там компас?
Я молча положил записку на стол. Сумеречный образ завис в воздухе — круглая чаша компаса, лениво крутящаяся стрелка.
Налив себе чая., я сделал глоток. Чай был вкусным. От души заварен, как и положено для “высокоблагородия”.
— В поезде, паршивец... — вздохнул Эдгар. — Господа, я не скрываю от вас альтернативы. Либо мы берем преступника, либо поезд будет уничтожен. Вместе со всеми пассажирами.
— Каким образом? — деловито спросил Костя.
— Есть варианты. Взрыв газопровода рядом с составом, случайный пуск боевой ракеты с истребителя... в крайнем случае — ракета будет с ядерной боеголовкой.
— Эдгар! — мне очень хотелось поверить, что он сгущает краски. — Здесь минимум полтысячи пассажиров!
— Чуть больше, — поправил Инквизитор.
— Этого нельзя делать!
— Нельзя упустить книгу. Нельзя допустить, чтобы беспринципный Иной сотворил себе гвардию и принялся перекраивать мир на свой вкус.
— Но мы же не знаем, чего он хочет!
— Мы знаем, что он не колеблясь убил Инквизитора. Мы знаем, что он очень силен и преследует какую-то неизвестную нам цель. Что он забыл в Средней Азии, Городецкий?
Я пожал плечами.
— Там есть ряд древних центров силы... — пробормотал Эдгар. — Какое-то количество бесследно пропавших артефактов, некоторое количество плохо контролируемых территорий... А что еще?
— Миллиард китайцев, — внезапно сказал Костя.