Геном
К списку книг
, но
решил поддержать ее тон. Они остались втроем.
- Мы с Уотсон разместимся в свободной пассажирской каюте, - сказал
Холмс. - Если вы не против, капитан.
- Могу уступить свою. - Алекс пожал плечами.
- Не стоит. - Холмс аккуратно вычистил трубку, неодобрительно покачал
головой, увидев выползшего из угла жучка-уборщика. Что для следователя
чистота по сравнению с уничтоженными уликами?
- Неужели вы оба знаете, кто убийца? - внезапно спросила Уотсон.
- Я знаю, - сказал Холмс.
- Я тоже, - сообщил Алекс.
- У Мото Конана, в "Деле троих, потерявших четвертого", Холмс и убийца
обменивались точно такими же репликами! - возбужденно сказала Уотсон.
Холмс покачал головой.
- Нет, милая Уотсон. Простите, но я пока не готов предъявлять
обвинение.
Доктор улыбнулась, признавая очередную неудачу. Сказала:
- Что меня поражает, так это выдержка убийцы. Ведь известно, что
следователь-спец раскрывает дело в девяносто девяти целых и трех десятых
процентах случаев! Как он может оставаться спокойным в такой ситуации?
- Если бы мы имели дело с классическим убийцей, с обычным аморальным
натуралом, ваше удивление было бы уместно, - признал Холмс. - Но это
спланированная акция. И тот, кто прячется под чужим лицом, - он
выразительно посмотрел на Алекса, - начисто лишен страха. Убийца-спец не
теряет хладнокровия, так же как пилот-спец управляет кораблем до
последнего... уже видя, что гибель неизбежна.
- Вот я тоже так подумал. - Алекс позволил себе улыбнуться Холмсу. -
До завтра, Холмс. И пусть нас ждет удача.
Он встал, кивнул Уотсон и быстрым шагом двинулся по коридору.
Спать не хотелось.
Алекс лежал, укрывшись до пояса, проглядывая при свете ночника томик
"Всемирной литературной классики". Включенная в поисковом режиме книга
показывала произведения со словом "любовь".
Произведений было много.
Можно даже сказать - все.
Алекс перешел в директорию "стихотворения". Выбрал поэта - Дмитрий
Быков, ввел все то же ключевое слово:
Кинозал, в котором вы вместе грызли кедрач
И ссыпали к тебе в карман скорлупу орехов.
О деталь, какой позавидовал бы и врач,
Садовод при пенсне, таганрогский выходец Чехов!
Думал выбросить. И велик ли груз - скорлупа!
На троллейбусной остановке имелась урна,
Но потом позабыл, потому что любовь слепа
И беспамятна, выражаясь литературно.
Через долгое время, в кармане пятак ища,
Неизвестно куда и черт-те зачем заехав,
В старой куртке, уже истончившейся до плаща,
Ты наткнешься рукою на горстку бывших орехов.
Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,
Отворачиваясь от встречных, глотая слезы...
Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,
В том числе и над ролью детали в структуре прозы?
Он отложил книгу. Помаргивала в углу страницы веселая мордашка
"справочного человечка", готового объяснить значение устаревших слов,
выдать справку о жизни поэта, предоставить критический разбор текста.
Алекс размышлял, барабаня пальцами по твердому пластику страниц.
Что хорошего в чувстве, всегда причиняющем боль? Должно ли ему быть
место в человеческой жизни?
Он ведь так и не почувствовал этой "любви". А завтра к вечеру действие
блокатора кончится и он станет прежним пилотом-спец.
Конечно, можно глотать препарат и дальше. Ждать... только стоит ли оно
того?
Любви - еще нет. А вот тоска - уже да.
... - Мне влетело от матери, - говорит Настя. Она закуривает сигарету,
усаживается поудобнее в глубоком кресле. По обнаженному телу прыгает
солнечный зайчик - ветер раскачивает открытое окно.
- Из-за меня? - уточняет на всякий случай Алекс. Его пальцы пляшут в
сенсорном поле компьютера, набирая длинные ряды цифр. Машина совсем
старенькая, нейроинтерфейса у нее нет..