Конкуренты
К списку книг
ик, выдал нам по большому сероватому полотенцу, один кусок мыла, флакон с жидкостью, очевидно, изображающей шампунь, и мятый тюбик, о содержимом которого счел нужным сообщить:
— Крем от грибка. Как помоетесь, намажьте ноги… Какие рожки вам открыть?
— Где напор получше.
— Первый и второй, значит… — Дед извлек из кармана гаечный ключ, открутил на двух красных и двух синих трубах вентили со снятыми головками. Потащился к выходу, прикрыл за собой дверь и уже из-за стены сказал: — Время пошло!
Лена стала расстегивать комбинезон.
— Так и будем мыться? — неловко спросил я. — Может, по очереди?
— Катран, мы не в детском саду. Не валяй дурака, — выныривая из своего балахона, сказала Лена.
Собственно говоря… Я пожал плечами и стал быстро раздеваться, искоса поглядывая на Лену.
Она была неожиданно загорелой. Причем загорала, очевидно, голышом. Солярии какие-нибудь, или есть планеты погостеприимнее Нигредо?
— Вроде еще ничего, — окинув себя придирчивым взглядом, сказала Лена. — А? Грудь не обвисла, попа не целлюлитная?
— Очень неплохо, — в тон ей ответил я. — Скажи, а что у вас считается приставанием?
Лена усмехнулась и, скомкав в руке трусики и лифчик, стала откручивать краны.
— Ты лучше усвой, что у нас считается предложением…
— Это я уже усвоил, — делая к ней шаг, сказал я. — И знаешь… дьявол!
Из душевой лейки хлынула черная жидкость.
Лена с визгом выскочила из струи.
За стенкой довольно захихикал дед-банщик.
— Да что ж такое! — глядя на черный поток, воскликнула Лена. — Она и впрямь черная!
— Не боись, не пачкается! — сообщил дед.
— А ты заткнись, жертва Альцгеймера! — выкрикнула Лена. — Предупреждать надо!
Дед захихикал еще радостнее.
— Давай мыться, делать нечего, — сказала Лена. Ее шаловливое настроение пропало — как и мое, когда я осознал, что каждый звук из душевой прекрасно слышен старику.
А может, и не только ему.
— Никаких условий для личной жизни, — намыливая голову, сказал я. — Черт, это что же такое, поленились перегородки повыше сделать…
— Да уж, не Плюшка! — рассудительно сказала Лена. — А мне плевать, если честно.
По примеру Лены я выстирал трусы и футболку под струями черной воды. Времени хватило, мы даже смогли просто постоять под водой, изучающее разглядывая друг друга. Первой начала улыбаться Лена, потом я.
В конце концов, люди занимаются сексом и прилюдно. Наверное, для этого надо быть слегка эксгибиционистом, но в военно-полевых условиях…
— Выключайте воду, время вышло! — крикнул из-за стены дед. — Через минуту зайду!
— Хрен тебе, а не стриптиз, старый пакостник, — злорадно сказала Лена, быстро вытираясь. Я снова последовал ее примеру, вытерся и надел джинсы и рубашку на голое тело.
Провожаемые старательно маскируемым под кашель хихиканьем, мы с Леной прошли мимо старика и довольно легко нашли отведенную нам комнату.
Да, невелики были палаты. Кровать (широкая, тут Палыч не соврал), перед ней длинный и узкий стол. На столе — лампа в матовом белом абажуре и два подноса. На стене крючки для одежды и пустая полочка.
— Кошмар, — глядя на подносы, сказала Лена.
Еда выглядела странно.
Какой-то напиток в стеклянном стакане. Черный, разумеется. На тарелке — горка чего-то вроде картофельного пюре, багрово-черные помидорины, кусок черного, будто пережаренного до состояния угля, мяса. Хлеб — тоже черный, хотя по воздушности и пористости походил на белый. Суп — черный, с плавающей сверху черной же гренкой. Бутылка — очевидно, алкоголь. Тоже черный.
— Пищевой синтезатор использует местную воду, — сказала Лена вполголоса. — И, похоже, она при этом цвет не меняет.
— А я когда вербовался, иронизировал, могу ли стать негром, — вспомнил я. — А вдруг?
— Я тогда им кое-что откручу, — пригрозила Лена. — Ничего не имею против черной кожи, но мне моя дорога как память о мамочке…
Она подцепила вилкой кусок помидорины, закрыла глаза и отправила в рот. Прожева