Осенние визиты
К списку книг
росили
тебя прийти, вероятно, предложат быть ведущим.
Год назад Кирилл соскочил бы со стула и что-нибудь закричал.
- Здорово, - откладывая ложку, сказал он. - Я завтра схожу, ладно? У
меня настроение такое... странное.
- _С_т_и_ш_н_о_е_, - подсказала мама.
Он кивнул.
- Я записала телефон, позвонишь и договоришься. На завтрашний вечер.
Режиссера зовут Павел Валентинович, постарайся оставить хорошее
впечатление.
Кирилл кивнул. Разумеется, завтра они пойдут на телевидение вдвоем.
По телефону он поговорит сам - чтобы продемонстрировать свою
самостоятельность, но окончательное решение примет мама.
Ювелиру виднее, как гранить алмаз.
- Ну все, мне пора, - Людмила Корсакова поднялась, секунду смотрела
на сына, словно собираясь сказать что-то еще. Наклонилась, чмокнув его в
макушку.
- Пока, мам.
- Вымой посуду, хорошо?
- Хорошо, мама.
Людмила вышла из кухни. Кирилл сидел неподвижно, слушая, как она
одевается в прихожей. На его лице медленно проступало напряжение - которое
уже некому было увидеть.
- Кириллка!
- Да? - он повернулся, снова расслабляясь _с_н_а_р_у_ж_и_, словно
мама могла увидеть его сквозь стену.
- Ты не дашь мне свои новые стихи?
Кирилл молчал.
- Мне надо показать их серьезным людям.
- Как-нибудь потом, мама. Ты что-нибудь старое им дай, ладно?
Мама подчеркнуто громко вздохнула.
- Ты не лентяйничаешь, Кириллка?
- Не знаю.
Людмила Корсакова тихонько засмеялась.
- Все-таки поищи, Кирилл.
Хлопнула дверь.
Мальчик, сидящий за столом, медленно взял ложку, посидел минуту, не
двигаясь. Потом поднялся. Недоеденный суп отправился обратно в кастрюлю,
тарелка и ложка в раковину. Кирилл налил бокал уже остывшего чая и отнес в
свою комнату. Потом вышел в прихожую и закрыл дверь на второй замок.
Он снова остался один - мальчик, боящийся взрослеть. Одному - легче.
Кирилл был в центре внимания всегда, сколько себя помнил. Просто
потому, что он умел писать стихи - в том возрасте, когда другие дети еще
не способны запомнить чужие. Трехлетний поэт... пятилетний поэт...
восьмилетний поэт...
Он привык.
У него не было друзей среди ровесников - та неизбежная цена, которую
платят за любой талант. Кириллу стало бы легче, знай он, что эта плата не
зависит от возраста, а прилагается ко всем, вставшим над толпой. Но он
отнес ее лишь к себе - ошибка любого ребенка, считающего все происходящее
с ним уникальным. Он искал друзей среди взрослых - и находил тех, кто
старательно пытался относиться к нему на равных. Потом он смирился.
Одному - легче.
Кирилл плюхнулся на кровать, даже не потрудившись позвонить на
телестудию. Его слегка знобило, и он не мог понять причину - то ли
вернувшийся страх, то ли разговор с мамой. Телевидение? Да, он мог вести
детскую программу, читая сочиненный взрослыми текст, а изредка - свои
стихи. Это была награда, честно заработанная, горькая и ненужная. Кирилл
понял _в_с_е_, еще год назад. Он ничем не лучше других. Просто умел в пять
лет то, чему другие учатся в двадцать. Если отбросить возраст, то Кирилл
был одним из многих поэтов, известных лишь десятку друзей и собирающихся
на свои "литературные вечера" в районных газетках и домах культуры.
Тринадцать лет делали его уникальным... но уже куда меньше, чем раньше.
Детство - преходящий недостаток.
Кириллу было интересно, что скажет мама, когда поймет это. Вряд ли
отнесется спокойно. Ювелир, узнающий, что старательно гранил под бриллиант
кусок стекла, не сможет примириться с этим.
В комнате стемнело, и утренняя тоска стала возвращаться. Ее можно
было прогнать... ярким светом, громкой музыкой, но Кирилл не шевелился.
Что-то приближалось. Накатывало. Тоскливое, неудержимое, близкое тьме -
тень от тени, страх от страха. Кирилл сти