Искатели неба - 2
К списку книг
все равно надо в деревню, за провиантом... а деревня почти у границы.
Я кивнул. Сержант снова подозрительно уставился на меня и предупредил:
- По дороге народ непрестанно ездит. Высунетесь - хана вам. У деревни я вас высажу... если расплатитесь честно.
- Все будет честно, - сказала Хелен.
И откуда у нее столько денег? Но спрашивать было Не время. Я уложил Маркуса на телегу, лег рядом. К нам забралась Хелен.
Возница еще раз оглянулся, достал с подводы кусок брезента, набросил на нас.
Зачем я на это согласился? Почему поверил в безумную идею летуньи?
Сейчас сержанту - самое время нас пришибить. Схватить какой-нибудь дрын, да и оглушить через брезент! А потом - к командиру.
Мгновения тянулись томительно медленно. Я сжался под брезентом, ожидая сокрушительного удара.
И услышал щелканье вожжей. Лошади тронули, заскрипели деревянные колеса.
Подвода, раскачиваясь, будто лодка на волне, покатила по траве.
- Быдло... - прошептала Хелен, касанием руки привлекая мое внимание. - Быдло, жадное быдло...
Все презрение аристократки к человеку, преступившему свой долг за деньги, звучало в ее словах. Как ни странно, но на миг мне даже захотелось, чтобы сержант оказался честным и хитрым служакой, что подкатит сейчас к посту - и поднимет тревогу.
И в то же время я понял - Хелен права.
Сколько легионер получает в мирное время? Три марки в неделю. Сержант - пять. Значит, двадцать в месяц. С поощрениями, что по праздникам и после крупных учений, набегает за год марок триста.
Значит, придется нашему сержанту отслужить почти семнадцать лет, чтобы заработать пять тысяч. Это если он не станет тратить денег на пиво и девочек, если не надо ему никого содержать на родине, если не наложили на него взысканий и штрафов, если не произошла по его вине порча казенного имущества.
Так что, скажем честно, двадцать лет из жизни солдата - долой. Молодым пареньком пришел он в армию, пожилым человеком из нее уйдет. Чему остается в сорок лет радоваться? Ну, жениться на молоденькой, торопливо сделать детишек да просиживать вечера в пивной, с такими же отставниками о былых деньках вспоминая.
Мог я понять рыжего сапера. И Хелен, с ее брезгливым презрением к чужому бесчестью, и сержанта, смекнувшего, что появился у него шанс заработать денег и вскоре из армии уйти.
До чего же ужасно, если начинаешь всех понимать! Куда проще - выбрать одного человека, его понимать и поддерживать, а всех остальных - скопом считать бесчестными.
И ведь раньше у меня это получалось легко, без всякого душевного усилия.
Может, потому, что не сводила меня жизнь со столь разными людьми, как сводит теперь? Или во мне что-то сдвинулось и заставляет, против моего желания, пытаться всех понять?
Вот что сказал бы Антуан про этого сапера и его корыстолюбие? Небось рассказал бы красивую притчу. Что-нибудь про то, как разбился его планер в диких землях и было у него с собой много новеньких стальных марок, но не было ни глотка воды и ни крошки хлеба... вот тогда он и понял, какую цену на самом-то деле имеет железо. И был бы прав.
Ну а Арнольд? Если бы снизошел немногословный офицер до ответа, то рассказал бы историю о том, как за пару грошей брат брата зарезал или мать родная дочку для забав солдатам продала. А Жерар мог бы рассказать, как богатство, пусть даже не праведное, послужило добрым делам. Не зря же в Писании сказано: "Приобретайте себе друзей богатством не праведным". А Луиза бы стала собственную судьбу вспоминать, как из-за собственного мотовства вынуждена была свет покинуть.
И все были бы правы.
А ведь это самый простой пример. Деньги, они деньги и есть, хочешь - в руки возьми, хочешь - сочти до последнего гроша. Чего уж говорить, когда дело доходит до вещей тонких, духовных, исчислению не поддающихся? Что для Хелен честь - то для простолюдина блажь. Что для молодой жены, тайком к любовнику ускользающей, ниспосланная небесами святая страсть - то для ее старого мужа гн