Искатели неба - 2
К списку книг
приключений, и на границе им тоже никто препятствий не чинил. Хоть и висели кое-где в присутственных местах портреты Йенса, "пособника Ильмара, врага веры и державы", но его особо не искали, даже награды не назначили. Видимо, сочли, что не стану я себя обременять монахом, убью или брошу где-нибудь... На таких вот ошибках уже сколько раз Стража страдает, а все свои ошибки в толк не возьмет. Лет пять назад ловили в Польше разбойника, душегуба из числа самых лютых, никого не щадившего. И долго ловили, пока не сообразили схватить мать разбойника и выставить на площади у позорного столба, умирать голодной смертью. И точно! Не прошло и трех дней, как душегуб явился на площадь, попытался мать спасти - да и был убит в схватке, вместе с матерью и всей своей шайкой. В окрестных домах-то заранее арбалетчики у окон поставлены были... Врать не стану, я ради Йенса на смерть бы не пошел, однако и бросать не знающего жизни, беспомощного монаха не стал бы. Но Стража всегда из самых худших мыслей исходит. Уж если вор - значит, у голодного ребенка грош украдет, если душегуб значит, никого не любит...
Наши приключения были для Жана и Йенса куда увлекательнее. Благо за стуком колес из соседних кабинок услышать нас не могли - разве что имена, для предосторожности, называли вполголоса.
Лишь об одном я не стал рассказывать. О ночном разговоре во дворе караван-сарая. Для себя я объяснил это просто - зачем спутникам лишние тревоги?
На самом же деле... не знаю. Я уже и сам сомневаться начал - был ли разговор, или просто вышел я, сонный, во двор и пригрезился мне странный гость.
Странный гость и его странные вопросы... Первый день я больше отсыпался.
Дремал на диване под рассказы Хелен, иногда просыпался от слишком уж резкого толчка - или от не менее бесцеремонного подергивания за плечо, вставлял пару слов в разговор и засыпал дальше. Зато к вечеру, когда всех разморило, а дилижанс еще не добрался до караван-сарая, я был бодр. Сидел у окна, глядел на села у дороги. Вот теперь уже чувствовалось в полную силу, что мы в чужом краю.
Здесь не встретишь храмов Сестры и Искупителя. Люди одеты непривычно и вроде даже ходят иначе...
И не знает никто о том, что проносящийся мимо дилижанс везет в себе будущего Искупителя.
Может быть, и не узнают. Схватят нас османцы, перехватят в пути агенты Державы, выведет Фарид на руссийских шпионов - вот и все. Даже сына своего не уберег Бог... что ж говорить о приемном.
Я посмотрел на Маркуса - он не спал. Зато все остальные дремали в ожидании гостиницы.
- Марк...
Мальчик вопросительно посмотрел на меня.
- Марк, - спросил я, - тебе никогда не казалось, что все в этом мире тщетно?
Он размышлял секунду, потом головой покачал.
- Вон гляди. - Я взглядом указал в окно. - Видишь крестьянина?
Османский крестьянин стоял на поле, мимо которого мы проезжали. Видно, проезд богатого дилижанса стал для него поводом отдохнуть - он выпрямился, оперся не то о палку, не то о лопату, которую держал в руках. И провожал нас долгим спокойным взглядом, не равнодушным, но и не любопытным. Так смотрят на проносящиеся в небе облака.
- Вижу, - сказал Маркус.
- Ведь ничего не изменится, Марк, - пояснил я. - Совсем ничего. Ты станешь выше всех царей земных. Ты дашь каждому Слово. Но все равно кто-то будет возделывать это поле. Будет стоять поздним холодным вечером, босой и в грязной одежде... или пусть даже он наденет меховой кожушок и кожаные сапоги, пусть лопата в его руках станет железной, а не деревянной...
- Разве этого мало, Ильмар? - тихо спросил Маркус. - Если этот крестьянин будет сыт и тепло одет? Знаешь, я первый раз почувствовал голод этим летом.
Когда убежал из Версаля. А раньше - не знал. Голод - это не когда набегаешься за день, но лень пойти к кухаркам...
- Вот это я знаю, поверь. Но...
- Я когда-то нойоном Кропоткиным зачитывался, - горячо сказал Марк. - Все думал, как можно добиться справедливости в мире. Даже считал однаж