Холодные берега
К списку книг
равно --
какова наглость!
-- Почему их до сих пор не схватили?
Я посмотрел на стоящего рядом. Вполне благополучный бюргер. Потому и
со мной заговорил, что решил -- ровня. С короткой бородкой, вроде моей,
что для маскировки отпущена, лицо вроде бы благопристойное, но дряблое,
жизнью пожеванное. На груди висит золоченая подковка магнита, с
прилипшими железными дробинками. Модное украшение, показушное. Может,
конечно, магнит на самом деле и не магнит, а простое золото, а то и
вовсе медяшка, к которой дробинки приклеены... дробинкам цена грош, а
вот подковка такая немало стоит.
-- И не говорите, уважаемый, -- согласился я. -- Безобразие. "Виновен
в тяжких преступлениях против Дома и общественного покоя. Доставить
только живым. Награда -- пятьдесят тысяч стальных марок, прощение всех
прежних грехов и дворянский чин от барона до графа, в зависимости от
изначального благородства ловца."
Гражданин даже облизнулся, и закивал.
-- Еще тысяча за каторжника, -- мечтательно сказал он. -- Всего,
значит, пятьдесят одна тысяча стальных...
Он будто невзначай коснулся подковки магнита, и стал перебирать
дробинки, отлепляя их и снова сажая на невидимую привязь. Значит,
настоящее украшение. А хозяин его -- позер, каких мало...
-- Каторжника можно мертвым, -- поддержал я. -- Все легче.
-- Не говорите, милый друг. Только где их теперь сыщешь?
Я вздохнул:
-- Да, любезный. А не знаете ли вы, вкусно ли кормят в этом
ресторане?
Бюргер скосил глаза на вывеску. Кивнул:
-- Вкусно. Но если в карманах звенит глухо, лучше мимо пройти.
-- Пожалуй, рискну, -- задумчиво произнес я. -- Успехов вам,
уважаемый. Если поймаете преступников -- позовите меня, помогу награду
нести.
Досада, обращенная на себя самого, требовала хотя бы такого выхода.
Гражданин заулыбался и кивнул:
-- Не премину. И прошу о той же любезности.
Довольный и моим, и своим остроумием, достойный житель вольного
города продолжил свой путь. А я и впрямь вошел в "Олений Рог". В
карманах у меня было не глухое золото, а звонкая сталь и серебро, цены
не пугали.
Впрочем, я сюда не есть пришел.
Зал в ресторанчике небольшой, зато во все стороны открываются двери
кабинетов. Туда не только еду могут подать, а еще и девочек-мальчиков.
Амстердам в этом отношении город очень либеральный, сюда даже из
Руссийского Ханства развлекаться ездят. Три молоденькие девицы как раз
танцевали посреди зала, на маленькой круглой эстраде. Только народ плохо
реагировал, время дневное, все кроме меня сюда на обед явились.
Чиновники-лихоимцы из ближнего порта, таможенники, даже офицер один
высокородный сидел в сторонке, прямой и важный, словно копье проглотил.
"Олений Рог" -- заведение уважаемое.
Тем у воров и ценится.
Подошел я к стойке бара, даже плаща не сняв, монетку бросил, на
бутыль с коньяком показал. Ресторанный вийнмайстер, которого всю жизнь
здесь помню, глаза поднял, да и захлопал ими.
Узнал.
-- Полный бокал "Реми", сказал я, садясь на высокий стул. -- Самого
старого "Реми", именно полный... А все остальное, как положено.
Одной рукой мастер бутылку над пузатым бокалом опрокинул, щедро,
словно молодое вино, отмерив тридцатилетнего коньяка. А другой под
стойкой шнурок звонка дернул. Где-то там, в хозяйском кабинете, сейчас
трезвон начался.
Сидел я, потягивая коньяк, закусывая крохотными тартинками с черной
икрой и ломтиками вяленой конины, щедро приправленной перцем, по
руссийской моде. Никто на меня внимания не обращал. Пришел богатенький
бюргер, да и кутит себе потихоньку.
Потом стул рядом под тяжестью вздохнул, и на стойку легла морщинистая
рука, вся в перстнях стальных. Вийнмайстер сразу напрягся, превратился в
сплошное внимание и готовность