Холодные берега
К списку книг
кельи, и двинулся я за своим новым
спутником по бесконечным коридорам. Конюшни были не совсем при храме, но
оказалось, что к ним тянется под площадью подземный туннель. Под
большими городами все изрыто, и такими вот тайными ходами, и катакомбами
древними, и канализацией, если город совсем уж крупный и богатый. А под
Лютецией -- или, если попроще, без державной пышности, под Парижем, --
говорят, подземный город чуть ли не втрое больше верхнего, даже и до
Версаля дойти можно, на свет не выходя.
-- Брата Кастора вспоминаешь? -- спросил вдруг Рууд.
Я промолчал.
-- Вспоминаешь. Вижу.
А хоть бы и вспоминал! Ему-то что? Молчу же, не учу монаха истинной
вере.
-- Мне не ведомо, что такое важное есть в принце Маркусе, -- сказал
вдруг Рууд. -- Но Преемник сказал, что сейчас он для веры -- как
фундамент для храма. Такие слова зря не говорят. Малый грех вера
простит, большего бы не сотворить...
-- Кровь проливать мне приходилось, брат Рууд, -- ответил я. -- Вот
только малым грехом я это никогда не считал.
-- И зря, брат. Вера не только на добре стоит, крови за нее немало
пролито. Если вдруг невинен был брат Кастор -- Сестра его милостью не
оставит. А если прав я -- значит, спас душу его от предательства.
Гладко все получается. Куда уж глаже. Я и не стал спорить.
Вышли мы наконец из туннеля -- прямо в конюшни, к выезду крытому, где
уже готов был экипаж. Крепкая карета для дальних поездок, на железных
рессорах, с шестеркой вороных лошадей. Окна серебрёные, снаружи ничего и
не углядишь. На закрытом облучке ждали два кучера -- тоже в одеяниях
священников. Кто-то из младших братьев.
-- Садись, -- сказал Рууд. Пошел к возницам, поговорил коротко. Я тем
временем забрался в карету.
Уютно. Ничего не скажешь. Видно, сам епископ на ней выезжал. Два
мягких дивана -- хоть сиди, хоть спи, -- на них пледы теплые. Погребец,
внутри и еда, и бутылки, в гнездах надежно закрепленные. Яркая карбидная
лампа, столик откидной, переговорная труба к возницам, даже рукомойник
дорожный есть. Куда роскошнее первого класса в самых хороших дилижансах.
Устроившись на диване, я почувствовал, как наваливается усталость.
Неужели милостью Сестры все же вырвусь из ловушки?
Следом забрался брат Рууд. Экипаж сразу же тронулся, ворота
распахнули, и мы выехали в дождливую холодную ночь.
-- Располагайся удобнее, брат мой, -- сказал Рууд. -- Путь длинный.
Сейчас мы двинемся на Брюссель, так меньше подозрений у стражи будет.
Потом уже к Риму направимся.
Экипаж катился по площади -- мягко, без тряски надоедливой.
Патрульные, что были вокруг храма, на карету поглядывали, но не
препятствовали.
-- Присоединяйся, брат, -- предложил Рууд добродушно. Достал из
погребца бутыль вина, разлил по красивым стальным бокалам.
-- А как же твои обеты? Ты вроде вина не пьешь? -- спросил я,
принимая бокал.
-- Не время теперь плоть умерщвлять, -- спокойно ответил брат Рууд.
-- Сейчас глоток вина -- не грех. Только фанатики посты соблюдают и
обеты держат, когда надо в бой идти.
-- А ты боя ждешь, брат?
-- Я всего жду, Ильмар.
Его глаза блеснули.
-- И запомни... брат мой... ты теперь себя беречь должен. Ты --
ниточка, которая может к Маркусу привести.
Вот. Очень приятное дело.
-- Спасибо, брат Рууд, остерегусь, -- пообещал я. Мы выпили, потом
Рууд молча убрал вино.
Карета выехала наконец с площади, загрохотала по неровной мостовой
вдоль Принсенграхт.
-- Расслабься, -- посоветовал Рууд. -- На выезде из города нас все
равно будут проверять, брат.
Легкое дело -- после такого напутствия расслабиться.
Посмотрел я в окно, на домики-барки, вдоль всего канала стоящие. В
окнах кое-где огоньки горят, а так как занавесок по местному обычаю нет
-- то можно все насквозь видеть. Женщина с